Проклятый кровью
Шрифт:
Никоим образом она не собиралась соединиться с ним из-за обыкновенного обмена жидкостями.
Торжественно он плюнул на ладонь и показал ей прозрачную жидкость, затем вытер руку об брюки.
Она снова отвернулась.
Он наклонился к ее плечу и провел шершавым языком по ее открытой ране.
Возможно, он посчитал бы, что она задержала дыхание от боли — она так надеялась — но вся боль исчезла при первом касании его языка. После этого, каждое аккуратное прикосновение, каждый нежный, неопытный поцелуй доставлял ей только наслаждение. Непристойное, позорное,
Даже настолько заезженная, как она была, она никогда не испытывала ничего столь странного. Она закрыла глаза и вздохнула смешанный аромат крови, пороха и хлора и…Михаила. Его запах всегда напоминал ей о свежей траве и молодой листве.
Он оторвал свою голову от ее плеча. Она сделала совершенно бесстрастное лицо, так, что он и не понял, что она такая же извращенка как и он.
— Повернешься?
Его тон был резким, но тем не менее, в нем прозвучал намек на рычание. Она знала, что рычание послужило откликом на ее тело. Годы обучения, годы выполнения прихотей надменных, опасных принцев научили ее быть открытой и влажной, когда они хотели ее.
Она повернулась к нему спиной, и делая это, задвинула руку под подушку дивана и нашла нож, который там держала.
Он обвел сквозную рану языком, и бешеное наслаждение накатывало снова и снова. Так же, но сильнее. Намного. Когда он облизывал, его руки медленно двигались к ее талии, и она не мешала происходящему.
Плохо. Все очень плохо, Алия.
Она схватилась за рукоятку ножа, но вздохнула, как только его руки прикоснулись к ее грудям. Все что она хотела в этом мире, было то, чтобы он теребил ее соски, пока посасывал ее плоть. И как по волшебству, он сделал именно то, чего она хотела. Она не смогла сдержать тихий стон удовольствия.
— Ты мне доверяешь? — он пробормотал, упираясь ей в кожу.
— Нет. А ты мне доверяешь?
— Ты считаешь меня сумасшедшим?
Ее не мог не взволновать низкий тембр его голоса. Или скорее власть, которая в нем вибрировала. Он перебросил ее волосы на одну сторону и поцеловал затылок. —
Итак, когда ты планируешь использовать этот нож на мне?
— Скоро. Совсем скоро.
С надеждой на успех, он посадил ее к себе на колени. Она развернулась у его руках и прижала острие ножа к его подбородку. Он усмехнулся.
Это была первая настоящая улыбка, которую она увидела, но какая это была улыбка: кривая, блестящая, безрассудная. Улыбка человека, собирающегося выпрыгнуть из самолета. Она сразу же захотела его поцеловать. Она сожалела, что не могла быть такой же беззаботной.
Вместо этого она покрутила нож в предупреждающем жесте.
— Принц не может доверять никому. Он сидит, прислонившись к двери. Спит с ножом под подушкой.
— Это правда, — сказал он.
— Принц не может доверять даже своим близким.
— Я доверяю своей семье.
Представляю. Этих самодовольных, добродетельных Фостинов, ну просто семейка Бивера Кливера[4], расположившаяся в небольшом Бруклинском особняке.
Он продолжил.
— И я доверял бы своей жене.
— И был бы дураком.
Они были настолько близко друг от друга,
Его губы смягчились и разомкнулись, только ненадолго. Электрический разряд пробежал между ними.
Это было опасное, опасное желание. Ее рана затянулась и боль ушла. Она больше в нем не нуждалась. Не было никакой причины оставаться рядом с ним.
И не существовало никакой причины, по какой она бы могла уйти.
Проклятие, что со мной происходит?
Во рту пересохло, громкий стук сердца раздавался у нее в ушах, она убрала кончик ножа от его подбородка, перевернула его, и провела лезвием вверх по его щеке. Его охватила дрожь, и он прикрыл глаза, длинными серебристыми ресницами, скользнувших по его щекам. У кого-нибудь еще она приняла бы это за жест покорности, но в данном случае она предположила, что он боролся за самообладание. Князь брал то, что хотел и когда хотел. Михаил был слишком хорошим. Он был против этого.
Его намерения заслуживают проверки.
Повернув голову, она дотронулась своими губами его губ. Они оба были в синяках, с распухшими губами. Михаил издал короткий, болезненный звук, но все притянул ее ближе, запуская руки в ее волосы.
Снова она целовала его, на этот раз, открыв рот. Снова он стонал. Мучительно. Он перестал быть заботливым и хорошим. Она загорелась. Они крепко прижимались друг к другу, удовольствие от их поцелуя было пронизано болью, болью поощряющей их.
Михаил опустил ее на пол. Он втиснулся между ее ногами, его член, прижался точно там, где он и хотел находиться. Но была проблема. Она все еще оставалась неподвижной.
Он поднял свою голову и посмотрел вниз на нее. Ее глаза были широко открыты. Страх? Вряд ли. Гнев, возможно. Нож возник в ее руке.
— Ты не посмеешь. Ты не можешь овладеть мной, — задыхаясь, она задержала дыхание.
— Овладеть тобой сейчас?
Она следила за ним подозрительно.
— А это мило, Фостин.
Одним скользящим движением, она перевернула его на спину и оседлала его. Он схватил ее за запястья, оставляя ей нож. Она не высвобождалась из его хватки. Все на чем он мог сосредоточиться, так это то, как сильно он хочет поцеловать ее.
Ее колени прижались к его ребрам.
— Вот как я играю.
Он разжал руки.
— Скажи мне, что ты хочешь. Я сделаю это.
— Все что угодно? Я признаюсь, в это трудно поверить, князь.
Она послала ему легкую сардоническую улыбку, которую он посчитал невообразимо сексуальной.
Что угодно, чтобы оказаться внутри тебя снова.
— Проверь меня.
Она встала.
— Встань и разденься.
Он знал, что она не ожидала, что он повинуется, но был более чем счастлив, избавиться от холодной, влажной одежды. Казалось, она верила, что власть находиться под контролем. Ему это говорило о том, что он получит то, что хотел.