Проклятый манускрипт
Шрифт:
— Рубальдус мертв? Но это невозможно!
— От этого факта никуда не денешься.
— Как же, во имя неба, мог умереть Рубальдус? Убийцу нашли?
Епископ скривился.
— Вы требуете от меня слишком многого. Насколько я слышал, у него в горле был нож — не нож мясника, каким обычно пользуются убийцы, а оружие благородного знатного человека, с серебряной рукоятью.
Убийство есть убийство, пронеслось в голове у Афры, и не важно, убили ли тебя ржавым клинком или серебряным оружием. Намного больше интересовал ее вопрос, была ли связь между смертью Рубальдуса и пергаментом. Кроме нее и Ульриха, никто не знал о содержании таинственного письма. И похоже на то, что, несмотря на свои уверения, Рубальдус очень хорошо его понял. Это и послужило причиной его внезапного отъезда в Аугсбург.
— Очем вы думаете? — голос Вильгельма фон Диета вернул Афру к действительности. — Вы, наверное, знали алхимика?
— Что значит «знала»? Я встречалась с этим странным человеком всего раз, тогда, когда пошла к нему вместе с Ульрихом.
— То есть все-таки да!
— Да, но не по тому делу, в котором вы обвиняете мастера Ульриха.
— Я мастера Ульриха ни в чем не обвиняю. Я только цитирую то, что мне сообщили из Ульма! Итак, зачем же вы ходили к алхимику вместе с мастером Ульрихом?
Афра заколебалась. Она уже готова была назвать епископу реальную причину. В конце концов, приходилось считаться также с тем, что епископ Вильгельм фон Дист был уже на пути к раскрытию тайны. Но потом девушка решила поставить на карту все и ответила:
— Мастер Ульрих вел с алхимиком переговоры по поводу какого-то чудесного средства для строительства собора. Рубальдус утверждал, что таких чудесных средств у него много. Ульрих заинтересовался особым веществом, которое при взаимодействии с водой заставляло строительный раствор быстрее застывать, и вообще должно было сделать его прочнее. Но Рубальдус потребовал слишком многого, и сделка не состоялась.
Афра сама удивилась тому, как складно сумела солгать. История прозвучала довольно правдоподобно. К тому же не похоже было на то, что епископ Вильгельм усомнился в ее словах. Это придало ей уверенности, и она сказала:
— А возвращаясь к вашему требованию, ваше преосвященство… Дайте мне пару дней. Я не отказываюсь делить с вами ложе, но я не девка, которая спит сегодня с одним, завтра с другим. Вам не доставило бы удовольствия оплодотворить женщину, которая просто терпеливо будет все сносить. Мне нужно прийти к согласию с собой, если вы понимаете, что я имею в виду.
Вильгельм фон Дист зажмурился, что не придало ему импозантности. Афра уже начала бояться, что он просто бросится на нее прямо сейчас. Но вопреки ее опасениям епископ ответил:
— Я вас понимаю. Я так долго ждал этого мгновения, считал месяцы и годы, тут несколько часов ничего не решат.
Говоря все это, он смотрел на картину прояснившимся взглядом. И, не отводя от нее глаз, сказал:
— Я надеюсь, что могу верить вашим словам, и вы не пытаетесь играть со мной в игры. Это вышло бы вам боком.
— Как можно, ваше преосвященство! — Афра притворилась возмущенной, хотя мысленно давно искала возможность выпутаться из сложившейся ситуации. Но ее надежда тут же разбилась вдребезги, когда, все еще глядя на святую Сесилию, Вильгельм продолжил:
— Мне доподлинно известно, что вы вовсе не невинная девственница, которую изображаете на картине.
— Как вы правы! — иронично ответила Афра епископу. — Да, признаю: я уже спала с мужчиной. Так что вы будете не первым.
Епископ с укором посмотрел на Афру:
— Я не это имел в виду. Кстати, это очень противно — девственница в постели. — Он указал пальцем на картину. — Картина может кое-что рассказать.
— Например?
— Что вы — детоубийца!
Слова епископа словно взорвались у Афры в голове. Ей показалось, что голова ее вот-вот лопнет. Казалось, сердце ее остановилось. Она забыла, что нужно дышать.
— Откуда вам это известно? — бесцветным голосом спросила девушка. Собственно говоря, ей было все равно, откуда Вильгельм фон Дист об этом узнал. Главным было то, что ему известна ее тайна, которую она скрывала даже от Ульриха. Как он отреагирует, если узнает об этом? Нет, Афра действительно не хотела об этом знать и охотнее всего забрала бы свой вопрос назад.
Но епископ ответил:
— Только некоторые алхимики, теологи и магистры искусств владеют секретами учения иконографии. Оно принадлежит к числу тайных наук, таких как ятроматематика — ветвь искусства врачевания, которая рассчитывает действенность медикаментов по часу их приготовления и применения, или некромантия, задачей которой является магическое призвание демонов. Я хоть и не изучал теологию, зато изучал искусство иконографии в Праге, где живут беднейшие специалисты. Альто Брабантский тоже владел этим искусством.
Афра слушала объяснения Вильгельма фон Диста вполуха. Она догадывалась, что епископ знает все, абсолютно все о ней и о ее достойном сожаления прошлом. И тут ее прорвало:
— В молодости меня обесчестил ландфогт. С большими усилиями мне удалось скрыть беременность. Когда подошло время рожать, я пошла в лес и родила ребенка. Оставить его я не могла, поэтому положила в корзинку и повесила на дерево. Когда на следующий день я хотела посмотреть, как он там, его уже не было. Вам известно больше? Скажите правду.
Вильгельм фон Дист покачал головой.
— Вы же знаете, что по законам нашей страны подкидывание ребенка карается смертью, — его голос звучал серьезно, едва ли не участливо, чего совершенно нельзя было ожидать от этого человека.
Афра смотрела прямо перед собой. Казалось, она полностью поглощена своими мыслями. Она удивлялась сама себе, тому, что не могла плакать. Жизнь закалила ее, сделала сильнее, чем она могла от себя ожидать.
— Если вы знаете больше, то скажите же наконец! — повторила Афра свой вопрос.