Прокурор республики
Шрифт:
Возможно, Виссарионову показалось, что он участвует в мирном диспуте и что у него за спиной нет конвоира.
– А как иначе раскрыть преступную организацию, действующую нелегально? Или нелегальный образ мыслей? Существует определенный режим, он поддерживает определенное течение мыслей и борется с другим течением мыслей, охранять и бороться - дело полиции. Этот вопрос научно не разработан...
– Будьте добры отложить ваши теоретические изыскания до другого раза, прервал его Карклинь.- Мы разбираем дело Малиновского.
Виссарионов
– Честный, порядочный человек, - выд"у он наконец аттестацию.
– Главное - честный. Это очень ценилось, потому что часто агенты сообщают не то, что есть на самом деле, а то, чего от них ждут.
Малиновский весь сжался от такой "похвалы". Этого ли он ждал от своего "любезного шефа"? Потому, как нервно кусал Малиновский свои некогда холеные ногти, с какой злобой смотрел на Виссарионова, Крыленко прочитал его мысли. Что ж, вполне закономерный финал. Что объединяло этих людей? Идеи? Принципы?
Благородные цели? Или животная жажда благополучия, стремление урвать кусок пожирнее - какой угодно ценой?..
Виссарионов подробно, с упоением рассказывал о том, как он и другие полицейские "шишки" встречались с Малиновским в отдельных кабинетах фешенебельных ресторанов, куда "ценный агент" проходил через боковой вход с поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпе. Рестораны нередко выбирал сам Малиновский - он любил, чтобы из-за плотно закрытых дверей доносились песни цыган.
– Свидетель, вы так и не рассказали, каким образом Малиновский был завербован. Он, что же, сам предложил свои услуги?
– вмешался защитник.
– Не совсем, - загадочно ухмыльнулся Виссарионов.
– Это мы помогли ему принять правильное решение.
– А если яснее?..
– Видите ли, мы изучали каждого человека, как живет, чем дышит, что у него в мыслях. Характер, склонности... Тщеславных выявляли, честолюбивых. Так обратили внимание и на Малиновского.
– Почему?
– спросил Оцеп.
– Общителен. Начитан. Рабочие ему верили. Агитировать мастер. Чем иметь такого врага, лучше сделать его своим. Приручить. Ну и обогрели его. Обласкали...
– И вы полагаете, что он душой был с вами, сотрудничал искренне?
– Не думал об этом!
– отрезал Виссарионов.
– И думать не хочу. Пусть он меня ненавидит, но дает сведения. А сведения он давал ценнейшие. Особенно после того, как мы ему поручили познакомиться с Лениным и войти к нему в доверие.
– И что же, - прервал его Крыленко, - Малиновский сообщил вам о Ленине?
– Что это человек огромной воли, который абсолютно уверен в победе своей партии и потому представляет глазную опасность для империи. С этой опасностью, резонно полагал господин Портной, надо бороть-' ся особенно рьяно.
По залу прошел
– Негодяй!
– крикнул кто-то совсем рядом со столом обвинителя,
Привели еще одного свидетеля - Джунковского, бывшего московского губернатора, который стал в четырнадцатом году товарищем (заместителем) министра внутренних дел. Сразу после его прихода в министерство Малиновский неожиданно отказался от депутатского мандата и уехал за границу. Не он ли, Джунковский, приложил к этому руку?
– Да, я, - подтвердил Джунковский.
– Ознакомившись с составом секретной агентуры и обнаружив там фамилию Малиновского, я ужаснулся.
– Почему?-спросил Крыленко.
– Я слишком уважал звание члена Государственной думы...
– И только?
– Рано или поздно, - неохотно ответил Джунковский, - секрет бы открылся. Это был бы скандал: полицейский агент в Думе, да еще полицией туда проведенный!.. Я вызвал Малиновского и сказал: вот вам годовое жалованье вперед и заграничный паспорт, и чтобы в двадцать четыре часа духу вашего в России не было.
– Вам не жалко было расстаться с таким агентом?
– спросил Карклинь.
– Агент был, конечно, первоклассный... Но опять же - палка о двух концах: полицейский сотрудник, получавший от нас баснословные деньги, произносил в Думе яростные антиправительственные речи. В ответ он получал тысячи восторженных писем от рабочих. Конечно, он их приносил нам, но толку-то что?.. Всех не арестуешь, а пропагандистский эффект его выступлений был огромный. Малиновского такое положение вполне устраивало: он мечтал о лаврах великого революционера, ничем не рискуя и живя в свое удовольствие.
– Как вообще получилось, - обратился Крыленко к Малиновскому, - что вы стали большевиком?
Что привело вас в партию?
Малиновский задумался. Потом развел руками и сказал со вздохом:
– Видите ли, я просто попал в этот поезд. Если бы попал в другой, может быть, с той же скоростью летел в противоположную сторону.
Перекрывая своим басом загудевший зал, Карклинь сказал:
– Давайте-ка подведем итоги. Кого же все-таки выдали полиции, Малиновский? Свердлова, Ногина, Сталина, Милютина, Лейтензена, Марию Смидович... Кого еще?
– Голощекина, - ответил Малиновский, подумав.
– Еще?
– Скрыпника.
– Еще?..
Малиновский молчал.
– Еще?..
– настойчиво повторил Карклинь.
– Крыленко...
– Малиновский еле выдавил из себя это имя. И не стал ждать нового "еще" председателя суда.
– Розмирович... Галину...
– Подсудимый...-Крыленко продолжал допрос.- Когда ваши хозяева изгнали вас из Думы и даже из России, когда для вас все было кончено, что же тогда, в Поронине, вы не сказали правду, не покаялись? Ведь там, в изгнании, партийный суд ничего не смог бы с вами сделать. А камень на душе не носили бы...