Прометей. Ледяное безмолвие
Шрифт:
– Дурак! Я тебе правду говорю! Мы обогреем Марс. Растопим его вечные льды, воссоздадим атмосферу.
И Ярослав принёс палку с шаровидным наростом на конце.
– Ну, теперь понял причину моей радости?
– Нет, не особо.
– А так? – Шелихов нажал кнопку и клубок развернулся в полусферу.
– Зонтики я и раньше видел.
– Тупица. Материал, который ты сейчас видишь, весит всего лишь 32 грамма. Одним запуском в космос мы можем вывести десятки тысяч таких клубков. Там мы заставим их распределиться по орбите. По специальной программе эти клубки будут распускаться в
– Это зеркальное отражение?
– И диффузное, и зеркальное! Любое. Уникальный материальчик получился.
– Проха, это на «нобеля» тянет. У тебя и расчёты есть?
– Есть! Всё есть! Ты понимаешь, что это за штука? Это новый «Прометей». Прометей, который покончит с ледником навсегда, – захлебнулся завлаб в восторге. – Погоди, кто-то пришёл.
Ярослав включил голографический экран «умного дома». На одной из вложенных картинок перед дверью подъезда стояли Мара и Вит. Шелихов хлопнул в ладоши:
– Барабашка, впусти гостей, – и тут же переключился на гостя из тёплой страны: – Давай, рассказывай, как там жизнь за бугром?
Но голографического изображения друга уже не было.
В комнату ворвался Бузмаков, а за ним Кузнецова. Мара сразу озадачила начальника:
– Слышал, объявили срочную эвакуацию. Через шесть дней в Москве не останется никого. Отключат связь, электричество и всё остальное.
– Хреново, – Ярослав недовольно дёрнул головой.
– Чего, «хреново»? – не понял Вит. – Собирайся по-быстрому. Там два места освободилось. Я для тебя и бабульки твоей зафрахтовал. Караван отправляется через два с половиной часа.
– Я не поеду, – затряс головой Шелихов.
– Сдурел? С дуба рухнул? – удивился Бузмаков. – Что случилось?
– Ребята! Я всё просчитал, – и Ярослав рассказал о своей идее, как обогреть земной шарик.
– Ничего себе! В мою голову такое прийти не могло! – Мара уставила на начальника восхищённый взгляд. – Шелихов, ты просто гений! Ты величайший гений! Как ты додумался?
– Бабушка подсказала.
– «Бабушка»?
– Бабушка.
– Таисии Валентиновне нужно поставить памятник, который был бы виден из любой точки мира, – веско вставил Бузмаков.
– Но я не возьму в толк, – напряглась девушка. – Ты говоришь, что уже состряпал всю теоретическую часть. Чего тогда ехать отказываешься?
– И как ты тут останешься? – в тон девушки добавил Вит. – Это не шутки. Всё вырубят. Здесь не выжить.
– Да поймите вы! Теория – теорией. Но для её подтверждения надо провести серию удачных опытов.
– Так материал уже есть. Вот же он, – указал на развёрнутую полусферу технолог.
– Он у нас получился случайно. Случайный результат – это не доказательство. А вдруг в моих расчётах ошибка? Мы доберёмся до Большой земли и всё изложим в докладной. Нам поверят, вложат средства, а ничего не получится. И тогда задвинут нас вместе с нашим материальчиком за пределы научной «ойкумены». И уже никогда, вообще никогда, не будут слушать, как ни надрывайся. Хоть
– Это понятно! Понятно! – заершился Бузмаков. – Но что ты здесь в брошенной Москве собираешься делать?
– Надо доказать нашу правоту эмпирическим путём. Я буду ставить опыты, пока не отполирую технологию. Ошибок быть не должно.
– Один? И где, на чём? – не унимался Бузмаков. – После взрыва всё превратилось в хлам.
– А мне уже не нужна большая лаборатория. Я буду работать в малой. Там достаточно приборов, пусть не промышленных масштабов, но всё же приборов. Причём любых. И пары граммов полученного вещества будет достаточно, чтобы понять, что мы на верном пути. И к тому же: для проведения опытов в таких масштабах достаточно одного меня. Поэтому езжайте.
Шелихову удалось уговорить своих подчинённых не отказываться от поездки. Мало того, он вручил им пояснительную записку, все расчёты и для наглядности зонтик.
– Дуйте сразу к Соболевскому, – напутствовал Ярослав. – К Натанычу даже не суйтесь – толку не будет. Только в крайнем случае идите к нему или к Рашеву.
Владимир Натанович Гольдберг – это директор института, в котором работали молодые учёные. Рашев – его заместитель. Академика Соболевского знали все. Он был светилом современной российской науки. Просто, светилом.
Бузмаков всё же поинтересовался:
– А ты как без техусловий и документации будешь опыты ставить?
– У меня всё всегда с собой, – постучал по голове завлаб.
– Чёрт! Мара, нам пора. А то опоздаем, – засуетился Вит.
Бабушка ехать отказалась наотрез:
– Даже не думайте и не зовите. Я вообще здесь хочу умереть. А если не суждено, то вместе со Славкой уеду.
Когда ребята удалились, Шелихов вернулся в свою комнату, обдумывая создавшуюся ситуацию. Он твёрдо решил довести разработку этого нежданно-негаданно получившегося вещества до технологического уровня. Из раздумий его вывел голос Лёшки:
– Зря ты остался в холодной Москве.
– А, ты ещё здесь!
– Здесь, – посреди комнаты вновь возникла ростовая голограмма Грязнова, – Не хотел мешать. А то ребята могли опоздать. Ой, Шелих, рисковый ты! Даже не могу подобрать более точного эпитета. Или ты полный идиот, или слишком умный, раз надеешься выжить в толще ледника, – прозрачная голограмма покачала головой. – Я бы так не смог.
– Дело надо закончить. Не люблю незаконченных дел.
Глава одиннадцатая
28 марта
Сочи
Полный пердимонокль
За окном кабинета старательно валил снег, не обращая никакого внимания на то, что уже давным-давно наступила календарная весна. Весна ни где-то на севере, весна на самом юге страны – в Сочи. Теплее места в России не было, нет и уже не будет.
Президент обвел взглядом сидящих за овальным столом членов Совбеза:
– Я сегодня собрал вас по экстренному случаю.
– Других в последнее время не наблюдается, – пробурчал себе под нос министр финансов, с «говорящей» фамилией Ларчиков.