Пронзая ветер
Шрифт:
Шут дернул Ланетту за рукав.
— Все, — прошептал он. — Сегодня мы можем убраться из города. В восточных воротах на карауле стоит мой хороший приятель. Нас без проблем выпустят.
Облако крупным планом показало искаженное болью лицо умирающего. Он жадно ловил окровавленным ртом воздух, до последнего борясь за вытекающую из него жизнь. Ланетте стало плохо. Она согнулась, затыкая уши.
«Вдыхай как можно глубже через нос и выдыхай через рот», — посоветовал Коросс.
Когда Ланетте полегчало, Шут подал ей фляжку с вином.
— Странное проявление восторга
Боясь новых насмешек, Ланетта выбрала первое попавшееся объяснение из великого множества.
— Меня не тошнило. Я просто пряталась, — она постаралась, чтобы ее голос звучал с достоинством. — Мне показалось, что Ротэль узнала меня.
Шут сразу стал предельно серьезным. Они дружно посмотрели на балконы правителей и наткнулись на внимательный взгляд Верховной Жрицы.
— Дело плохо, — пробормотал Шут, видя, как Ротэль что-то шепчет своему брату, а тот кивает и выходит из ложа.
А между тем смерть Игрока вызвала у людей чувство болезненной эйфории: они кричали, визжали, пели, обнимались, плакали. Шут неожиданно вскочил на деревянные перила, рискуя упасть и сломать шею, сорвал повязку с головы и заорал:
— Долой богачей! Вся Сила — народу!
И толпу охватило неистовство. Клич был мгновенно подхвачен Топором и множеством других людей. Обезумившие люди вскакивали со скамеек, вырывали их с корнем и швыряли на нижние ярусы. Внизу ответили дружным воем ужаса и боли. Какофония нарастала. Происходящее все больше напоминало ад. Или грандиозную сценическую постановку…
— Держись рядом, — прорычал Шут, и их подхватил людской поток.
Девушка бежала за Шутом и Топором, на котором весело верещала сумасшедшая Ртуть, размахивая пустым бурдюком. Ланетте показалось, что несколько раз она спотыкалась обо что-то шевелящееся. Но скученность людей не позволяла ей посмотреть вниз, унося дальше.
Вырвавшись на свободу, толпа взревела, когда путь преградили солдаты, и ринулась на ощетинившиеся пики. Полилась первая кровь. Ограждение было сметено и похоронено под ногами беснующихся людей. Перекрывая вой, Топор заорал:
— В Храм! Все в Храм! Сила — народу!
Озверевшая толпа, подхватив этот клич, ринулась к зданию с золотым куполом.
— Надо прорываться, — прокричал Шут на ухо Ланетте и, крепко схватив ее за руку, попытался выскочить из толпы.
Умненькая Ртуть также догадалась, что дело пахнет жареным. Она вскочила на плечи Топору, а затем, легкой танцующей походкой побежала прямо по плечам и головам в противоположную от общего движения сторону. Следом рванул Ужик, разбрасывая своими сильными руками людей направо и налево. А в проделанную им брешь, не медля, устремились Шут и Ланетта.
Когда удалось, наконец, вырваться из толпы, и Линнок и Ланетта выглядели весьма помято. Ртути и Ужика нигде видно не было, но девушка очень надеялась, что с ними все в порядке. Вслед за Шутом она вбежала в пустой переулок и устало прислонилась к железной ограде. Ее плечо пылало. Крыса пробороздил там глубокие борозды в попытке
— Сюда! — махнул рукой Шут на дерево, и помог Ланетте забраться на толстую ветку.
Спрятавшись в густой кроне, они хорошо видели происходящее на площади и окрестных улицах.
Толпа колыхалась разгневанным морем, обрушивая свою мощь на Храм. Тот, словно голодное чудовище, жадно поглощал бесконечные потоки людей. А в это время подступы к площади со всех сторон перекрывались арбалетчиками и тяжеловооруженными всадниками. Они стекались с окрестных улиц. Когда площадь была взята в плотное ощетинившееся кольцо, в Храме раздался громкий хлопок, и из его окон вырвалось ослепительно белое пламя. Кричащие от боли горящие люди бросились наружу, врезаясь в подступающую к Храму толпу, перемешиваясь и зажигая ее как снопы сухой соломы. Новый вой ужаса, еще громче первого, пронесся над площадью, и люди рванули назад. Но их уже ждали солдаты.
— Пли! — прокричал в рупор блестящий офицер.
Густой тучей смертоносные стрелы обрушались на толпу. Латники хладнокровно расстреливали мечущихся мужчин, женщин, детей. Запасы стрел казались неиссякаемыми. По мостовой заструились кровавые реки.
— Сваливаем, — пробормотал бледный Шут и, спрыгнув с дерева, нырнул в подворотню.
Ланетта последовала за ним.
Они нашли Папашу Мота, сидящим в полупустой трапезной. Хозяйка гостиницы протирала посуду и расставляла ее в шкаф. Нора обрадовалась, увидев Шута, и бросилась наливать ему в кружку вина.
— Как Игра? Ой… Линь, расскажешь мне чуть позднее, а то надо проследить за ужином. Сейчас и остальной народ начнет подтягиваться.
Шут покачал головой.
— Не начнет. Там сегодня была такая мясорубка! Будет счастье, если еще кто-то уцелеет.
Хозяйка побледнела, а встревоженный Папаша Мот потребовал объяснений.
Шут рассказал о трагических событиях, предварительно успокоив Папашу, что он видел Ртуть и Ужика, когда они уже вырвались из толпы. Хозяйка заплакала, уткнувшись ему в грудь, и он молча гладил ее по спине.
В этот вечер тренировок не было. Линнок без труда убедил Папашу Мота покинуть столицу.
— Сейчас может начаться все что угодно. И уж наверняка никому не будет никакого дела до представлений. Надо ехать в другой город, — говорил Шут, и Папаша Мот согласно кивал.
Как только Ртуть и Ужик, запыхавшиеся и бледные, влетели во двор гостиницы, повозка сразу тронулась в путь.
Костер души
Папаша Мот нещадно гнал лошадей. Остановил их лишь в полночь, когда от бедных животных начал валить пар. Циркачи съехали с дороги и скоро нашли подходящую лужайку. От лишних глаз ее спрятала кудрявая роща. И здесь было все, что нужно усталым странникам: сухие ветки в лесу для костра, ручеек с чистой водой для умывания и завтрака поутру, а чуть поодаль небольшое лесное озерко для купания.