Пронзая ветер
Шрифт:
— Нет, в самом деле, — не на шутку заводясь, продолжала Ртуть. — Ломать собственную жизнь из-за мужика в самом расцвете молодости и красоты! Да она еще лет пять могла наслаждаться жизнью! Таких булочников и мясников — десятки! Да их только свисни — сбегуться… На задних лапках!
— Ну, это только за тобой, — опять встрял Шут. — Но ведь не всем так везет.
— Ты просто никого не любила, — тихо заметила Ланетта.
— Что ты об этом знаешь! — фыркнула Ртуть. — Знаешь, какая у меня любовь была! Полное безумие! Мы с ума сходили друг от друга! Меня
— Что же случилось с твоим парнем?
— Он умер от счастья! Навсегда! — с гордостью воскликнул Шут, в точности копируя голос Ртути.
Ртуть обиделась и замолчала. Ланетта обняла подругу и неодобрительно покосилась на Шута. В настоящее время разговоры о любви представляли для нее особый интерес.
— Да не обращай, Ртуть, на него внимание. А ты, Линь, не хочешь слушать — пересаживайся к Папаше Моту, помогай лошадьми управлять.
Шут ловко нагнулся и поцеловал Ртути кончики пальцев:
— Прости, Ртуть, мне, правда, интересно. Просто иногда язык мой — враг мой.
Но она не умела долго обижаться. Мечтательно вздохнув, Ртуть продолжала вспоминать:
— Он был из благородного Дома. Путешествовал в маске инкогнито и хотел познать жизнь простых людей…
Шут хрюкнул, но промолчал.
— Но потом его призвали дела Дома, и он был вынужден покинуть меня.
— Какая романтичная история! — восторженно закатил глаза Шут.
— Это не все! — возмутилась Ртуть.
— Как, были еще и другие благородные господа в масках?
Ртуть взвизгнула и бросилась на насмешника.
Так в рассказах, с подшучиваниями и дружескими потасовками они незаметно доехали до небольшого селения под названием Кобси.
Кобси
Опрятные белые домики с черепичными крышами утопали в зелени плодовых деревьев. Каждый дом, помимо сада, скрытого за высоким резным забором, имел еще палисадник. Там благоухали пышные розы и нежный жасмин. По засыпанным чистым речным песком пустынным улицам важно расхаживала домашняя птица. Не оклемавшиеся от дневного зноя собаки дремали на обочине. Они лениво провожали взглядами цирковую повозку. В Кобси царила сонная пристойность и благополучие.
Папаша Мот уверенно гнал лошадей по широкой прямой улице, пока они не выехали на площадь. Сразу бросилось в глаза аккуратное двухэтажное здание. Оно было обито досками и выкрашено веселой желтой краской. Это резко отличало его от других домов. То, что это гостиница, свидетельствовала намалеванная на дверях надпись: «Каждому пятидесятому постояльцу ужин бесплатно».
— А как узнать какой ты по счету? — спросила озадаченная Ланетта.
Ртуть пожала плечами, а Шут ухмыльнулся:
— Что-то мне подсказывает: здесь считают лишь до сорока девяти.
Привязав лошадей к коновязи и плеснув в корыто теплой воды из стоявшего рядом ведра, циркачи гурьбой ввалились в помещение. Гостиница была практически пустая. Артисты вольготно расположились на широких скамьях в предвкушении позднего обеда. Толстый
— Эй, постойте! — окликнул их хозяин, растерявшийся от столь решительного неприятия его предложения. — Может тогда вчерашние щи и кашу? Я недорого возьму.
Ужик жалобно замычал, просительно глядя на Шута. Тот остановился:
— Договорились. Но пиво за ваш счет. Да мясная нарезка к нему тоже. Да зелень. А хлеб чтобы только что из печи был.
— Как это? — от изумления открыл рот хозяин.
— А так, любезнейший. Мы привлекаем к тебе твою сельскую клиентуру, ублажаем ее байками из города, а ты заботишься, чтобы наши глотки не пересохли, а животы не бурчали от скисших щей и прогорклой каши.
Хозяин с восхищением посмотрел на наглеца, подумал и скрепил сделку рукопожатием.
Он не прогадал. Мимо Кобси шла объездная дорога, а путники в селение заворачивали редко. Они предпочитали либо сэкономить, чтобы с большим вкусом и размахом потратить деньги в столице, либо, наоборот, растянуть чудом оставшиеся в кошелях гроши до дома. Не удивительно, что селяне, вернувшись с полей, несказанно обрадовались циркачам. Очень скоро трапезная гудела от набившихся в нее посетителей, не избалованных новыми впечатлениями. Ртуть и Папаша Мот, перебивая друг друга, рассказали о недавних событиях в Миотополе. Селяне громко ужасались и требовали пива, чтобы хоть как-то привести в чувства расшатавшиеся нервы. Хмельной напиток возбуждал аппетит, а следом обострялась жажда…
На счастливого хозяина и его домочадцев посыпались заказы. Когда Папаша Мот пригласил подвыпивших крестьян на представление, возбужденная публика встретила это ревом восторга.
— Но представление состоится, если селение согласятся выплатить нам вперед двадцать пять монет и оплатить ночлег и ужин в гостинице, — тотчас встрял оборотистый Шут.
Веселье несколько спало. После долгих пререканий и торгов обе стороны сошлись на двадцати монетах и оплате ночлега. Мужики со вздохом пустили меж собой шапку. Озвученная сумма было собрана, но, передавая деньги, селяне пригрозили: не понравится выступление, потребуют деньги назад.
Когда циркачи вместе с толпой крестьян вышли из гостиницы, площадь было не узнать. Она кишела народом, со всех сторон обступившим повозку.
Ланетта с ужасом оглядела на себе цирковой костюм. Только сейчас она поняла смысл слов Коросса. Переливающийся голубоватый материал плотно обтягивал фигуру — настолько тонкий, что скорее подчеркивал ее девичьи прелести, чем скрывал. Вместо пухлых коротеньких штанишек, в которых красовалась Ртуть, у нее был широкий позолоченный пояс, с которого свисали полупрозрачные лоскутки ткани. Из всего костюма целомудрием блистала лишь покрытая металлическими чешуйками перевязь. Из нее, оскалившись, смотрели в разные стороны рукояти метательных ножей.