Пропагандист
Шрифт:
Только голые цифры и графики. Отдельно зарплаты разной квалификации рабочих, после цены на продукты и базовые вещи для быта. Одежда, мебель, бытовая техника. Все на первый взгляд выглядело крайне положительно для европейских трудящихся. Особенно в Швеции. Создавалось такое впечатление, что люди жили там и не тужили. Зачем им нужна социальная революция, если у них и так все в порядке Советским зрителям оставалось лишь глотать слюнки при виде изобилия продуктов на витринах. И все свежее, чистое и безо всяких очередей.
И рабочий в Европе, судя по зарплате, может себе позволить больше, чем его советский собрат. Пропустить бокал эля после работы или зайти в клуб. В Бельгии так же пиво уважали,
Зато вторая часть «Марлезонского балета» щедро мазнула в общую пастельную картину черных красок. И здесь также нарочито не показано никакой идеологии. Одни сухие факты. Сколько из общей суммы заработанного уходит на налоги, а в Швеции к тому весьма существенные. И как буквально плачет несчастный швед, когда рассказывает о них. А нельзя не платить. Здесь это страшное преступление. Затем показано, что ты за них получаешь.
Вдобавок рассказывается об обязательных выплатах на всевозможные страховки и кредиты. И тут внезапно выясняется, что за каждый чих на Западе надо платить. И в обычной клинике тебе отнюдь не рады, а лечиться платно крайне дорого и частенько работяге не по карману. Спасает медицинская страховка, и то не на все на болезни. В Швеции с социалкой лучше, но готовь за это дело платить конские налоги. Или так, или так, третьего не дано. Государство тебе ничем не обязано!
И нежданно для зрителей оказывается, что автомобили и приятная обстановка в доме куплены в кредит, который надо вовремя погашать. Экономия в семьях существует буквально на все и доходит временами до маразма. Считают каждый пенс, киловатт и литр воды. Анатолий с ехидцей наблюдал, как вытягивались лица высокопоставленных зрителей. Еще бы — мыться всей семьей в ванной, не меняя воды. И в магазинах постоянно охотиться за скидками.
«Это вы еще черные пятницы не видели!»
Открывались все новые и новые нюансы существования в капиталистическом обществе. Например, докер рассказал о своем друге, что получил год назад травму. Он не был членом профсоюза, потому не поимел положенные законом выплаты. В итоге стал инвалидом, потерял работу, ему пришлось съехать в жалкую лачугу и отказаться от автомобиля. Англичанин также поведал о том, что их профсоюз беспрестанно борется за права рабочих. Эта тихая война никогда не прекращается. Хозяева стараются прижать работяг, те требуют новые льготы. Он даже показал шрам на затылке, полученный битой от нанятых хозяевами молодчиков. Наглядная картинка классовой борьбы.
Чем дальше, тем сильнее менялись выражения на лицах «высокой комиссии». Оказывается несмотря на беспрестанную идеологическую накачку большая часть партфункционеров и не догадывалась, как там на загнивающем Западе обстоят дела на самом деле. Аппаратчики из ЦК были по-настоящему шокированы. Мерзликин тихонько посмеивался. Последний гвоздь еще впереди. Конечно, не обошлось без передергивания и натянутого монтажом акцента, но он учитывал, на какую публику работал.
Под конец на экране оказались представлены сухие цифры расходов. Сколько процентов из общих расходов государства уходит на образование, медицину, социальную помощь там и в СССР. Коснулись немного и преступности. Как ни странно, но здесь
Демичев некоторое время смотрел на экран, потом заговорил. И как-то так странновато, как будто увидал сейчас некий «Ящик Пандоры» и потому тщательно подбирал слова.
— Ясно, почему вы просили посмотреть сразу вторую часть. Честно скажу — откровенность поражает. Да что говорить, даже впечатляет! И подача материала такая необычная.
— Как будто изнутри?
— Точно выразились, Анатолий Иванович. Это ведь ваша работа: сценарий и монтаж?
— При моем непосредственном участии. Но хочу сразу отметить, — Мерзликин кивнул в сторону Мамедова, директора Центрального ТВ, — на телевидении много настоящих профессионалов. С ними было очень приятно работать. Результат наблюдали воочию.
— Впечатлен.
Кто-то из ЦК все-таки встрял в разговор:
— Не слишком ли смело? Поймут ли наши люди разницу двух образов жизни?
Демичев хитро глянул на Мерзликина: мол, давай — отбрехивайся!
— Не надо считать советских людей дураками, товарищи. Они неоднократно доказывали свою политическую зрелость. Иначе придется признать работу вашей организации неудовлетворительной.
Среди партийных идеологов прошелся легкий гул, но смелых больше не нашлось. Секретарь ЦК выглядел довольным прозвучащим отлупом.
— Как планируете подать зрителю?
— Мы с Энвер Назимовичем думаем разбить материал на небольшие секции по сорок пять минут. Каждая будет посвящена одному из героев. Сначала подача нарочито позитивная, затем изнанка жизни в капиталистическом рае.
— Сыграть на контрасте? Ну что же, у вас это неплохо получилось. Как я правильно понимаю, первой пойдет реклама витрины Европы?
— Да. Через неделю покажем вторую часть передачи.
Демичев нахмурился:
— Почему такой большой перерыв?
— Для интриги.
Кто-то из комиссии буркнул:
— Нас за эту неделю завалят гневными письмами.
Анатолий держал себя в руках и не позволил даже малейшего намека на улыбку. Демичев также еле сдавил вырывающийся наружу смешок, но строго погрозил пальцем.
— А вы проказник! Но эффект передача точно произведет.
— Вот именно. После подробного анонса у телевизора соберутся семьями. Улицы опустеют. Пивные ларьки останутся без выручки.
— Что за анонс?
— Объявление с коротким визуальным клипом на будущую тему передачи. Можно прокатывать всю неделю в новостях. Это подогреет интерес.
Демичев вздохнул:
— Вы так странно говорите, но суть я уловил. Думаете, сработает?
— Я не думаю, Пётр Нилович, я точно знаю.
— Прошлый опыт?
— На самом деле это целая наука. То есть ничего сверхъестественного.
Демичев бросил в его сторону заинтересованный взгляд. Он был в курсе, что в том Союзе его вскоре поставят на культуру. Видимо, мотал на ус все факты. Ведь именно секретарям ЦК КПСС было известно большего всего. Об этом догадывалась свита, потому и помалкивала. Брякнешь чего-нибудь не то против линии партии и не отмоешься. А она сейчас была крайне извилиста.