Пропавшая девушка
Шрифт:
— Это не случайность! — заорал Гейб.
Я вглядывался в зеркало заднего вида, пытаясь разглядеть, кто сидит за рулем преследующего нас автомобиля. Однако заднее стекло было целиком заметено снегом. Я ничего не мог разглядеть.
— Тормози! — кричал Гейб. — Тормози! Он пытается нас убить!
— Здесь негде тормозить, — проговорил я срывающимся от страха голосом. — Нет обочины.
БУММММ.
Мощный толчок сзади отправил машину юзом прямо к ограждению и крутому обрыву за ним.
— Не может быть! Не верю! — яростно закричал я. Я вывернул
Гейб крепко зажмурился, вцепившись руками в колени.
— Этого не может быть, — бормотал он. — Это тот самый больной кретин…
Договорить он не успел.
Я вцепился в рулевое колесо, замедляясь до почти черепашьей скорости, моя нога замерла над педалью тормоза. Но осторожность нас не спасла.
Очередной сокрушительный удар от преследовавшего нас автомобиля — и мы неудержимо заскользили вперед. Из темноты внезапно выросло защитное ограждение. Фары осветили невысокие металлические перила, а потом машина треснулась о них под оглушительный скрежет и звон корежащегося металла.
Удар пришелся со стороны Гейба. Я видел, как его подкинуло на сиденье. Видел, как его голова резко мотнулась назад. Он издал испуганный возглас.
Автомобиль заскрежетал по металлическому ограждению, потеряв управление и, похоже, стремительно набирая скорость. Дребезжащий грохот наполнил уши. Словно вопль. Вопль металла, раздираемого о металл. Я как безумный выворачивал руль…
Но было уже поздно.
Сквозь запорошенное снегом лобовое стекло я увидел, как ограждение лопнуло, пропуская машину. Автомобиль прорвался через пролом и вылетел в пустоту. Ощущение было такое, словно мы взмыли в ночное небо.
Дребезжащий грохот резко оборвался. Воцарилась тишина. Какое-то мгновение вокруг не было ничего, кроме густой клубящейся черноты.
А потом мы с Гейбом разинули рты в крике ужаса, когда автомобиль устремился вниз, и мы полетели с обрыва, и падали… падали… кувыркаясь… переворачиваясь… на скалистый берег внизу… падали в темноту, какой мне никогда не приходилось видеть.
Очнулся я в больнице. Голова кружилась, перед глазами стояли мерцающие вспышки. Тем не менее, я моментально сообразил, где нахожусь. Увидел трубку, выходящую из моей руки, прозрачный пакет с жидкостью на капельнице, установленной возле моей кровати, попискивающий монитор на стене. Я знал где я, и находился в сознании, но не был уверен в том, что готов… готов говорить с окружающими… готов к встрече с окружающим миром.
Как я сюда попал? Как долго я здесь? Все ли со мной в порядке? Все ли в порядке с Гейбом? Знают ли родители?
Вопросы давили на мозг нестерпимой тяжестью. Слишком много вопросов… Слишком много ужаса пережито… Слишком много…
Я зарылся в теплые мягкие простыни и закрыл глаза. Спустя какое-то время я услышал голоса моих родителей, тихо перешептывавшихся рядом. Один из голосов произнес:
— Кажется, Майкл очнулся. Глаза открыл.
Другой
— Слава Богу.
Я испытал прилив счастья, осознав, что мои родители здесь, со мной. Счастья и облегчения. Я был жив, и со мной были мои родители.
Я открыл глаза и прочистил горло.
— Мама? Папа?
Когда их лица возникли надо мной, в памяти молниеносно промелькнули воспоминания о случившемся. Я вспомнил ужасающее чувство полета, когда автомобиль, пробив заграждение, вылетел в небо. Вспомнил, как отчаянно мы кричали, когда машина летела вниз, вспомнил сокрушительный удар, скрежет металла, звонкий треск бьющегося стекла, ошеломляющую боль и крайнее потрясение.
Мама и папа склонились над койкой. Глаза покрасневшие, лица усталые. На щеках засыхали дорожки от слез.
Я несколько раз моргнул. Попытался заговорить. Но не смог издать ни звука. Я был так счастлив увидеть их, что мне хотелось сразу и засмеяться, и заплакать, и закричать.
Лишь через несколько секунд их лица вплыли в фокус. Я, наконец, вновь обрел дар речи.
— Что у меня сломано? — спросил я. Вопрос, сорвавшийся с моих губ, возник сам собой. Он испугал даже меня самого.
Мама приложила ладонь к моей щеке.
— Ты цел, Майкл. У тебя ничего не сломано. Ты в порядке. И теперь ты очнулся. Слава Богу, ты очнулся.
Я кивнул. Голова была тяжелой, как камень, но двигал я ею безо всяких проблем. Руки тоже двигались, да и ноги я чувствовал.
— Ты ничего себе не сломал, — сказал папа. В глазах его стояли слезы. Он даже не пытался их утереть. — Доктор сказал, что это просто чудо. Ты будто несокрушимый.
— Какое-то время ты, наверное, будешь страдать от ломоты во всем теле, — сказала мама. — Твои мышцы крайне напряжены. Ну, об этом позаботятся физиотерапевты. А еще, Майкл, ты заработал пару синяков. Тем не менее, ты ничего себе не сломал и не отбил.
Она нежно похлопала меня по укрытой одеялом груди. В ярком свете больничных ламп я увидел, что ее щеки тоже блестят от слез.
— Ты в порядке. Ты будешь в полном порядке, — приговаривала она дрожащим голосом.
— Ты счастливчик, — сказал папа. — Машина разбита в хлам. Ты помнишь, как это случилось?
Я еще раз кивнул.
— Я помню, — проговорил я. — Но… я… так хочу спать… Моя голова… Все как в тумане…
Мама снова похлопала меня по груди.
— Ничего страшного. У нас будет еще много времени поговорить.
— Да. Потом поговорим, — сказал папа и отступил от кровати на пару шагов.
— Тебе что-нибудь принести? — спросила мама. — Есть хочешь?
— Это вряд ли, — проговорил я и закрыл глаза. Я уже проваливался в темноту, как вдруг вспомнил. — Эй, — сказал я. — Эй. Вы мне не сказали. Где Гейб? Как он себя чувствует?
Оба резко втянули в себя воздух. Мама побледнела. Они переглянулись.
— Э… — открыла было рот мама, но тут же умолкла.
— Мне очень жаль, Майкл, — произнес папа, избегая моего взгляда. — Гейб не выжил. Он… он разбился в машине насмерть.