Пропавшая экспедиция
Шрифт:
— Это ваше право, князь. Но вряд ли у вас что-либо выйдет.
— Поживем — увидим, господин Свенсен, — снова улыбнулся Тихвинский. — Но прежде чем уйти… я хотел бы взглянуть на картину. Простите мою сентиментальность, но я не видел ее несколько лет.
Свенсен подошел к мольберту и откинул драпировку.
Тихвинский приблизился к мольберту.
— Вы подновляли ее? — спросил он.
— Нет, — насторожился Свенсен.
— Странно, — сказал Тихвинский. — У меня такое впечатление, будто ее заново покрыли лаком.
Он взял в руки картину и осмотрел холст с тыльной стороны. Потом подошел с полотном к окну и, внимательно рассмотрев холст, снова поставил картину на мольберт.
— Я должен извиниться перед вами, господин Свенсен. Я не буду подавать в суд. Не буду потому, что эта картина не моя.
— Не ваша? — растерялся Свенсен.
— Не моя. И не Пинтуриккио!
— Не Пинтуриккио? Но ведь я консультировался со специалистами.
— На всех картинах моей коллекции на обратной стороне холста есть оттиск моего герба. Вам подсунули фальшивку. Превосходную, я бы даже сказал — талантливую… но подделку!
— Вы уверены в этом, князь?
— Да… Свой герб на подлинник я наносил собственноручно. Что касается этой копии, то я ее знаю. Она написана нашим петербургским художником Борисом Тамариным, можно сказать, гением своего дела. Не знаю, во что она вам обошлась, но могу вас утешить, господин Свенсен. Лет через сто талантливые подделки Тамарина, быть может, будут цениться немногим дешевле подлинников.
Витоль стоял у окна своего кабинета и смотрел, как на каменных плитах двора две девочки и свободный от дежурства молоденький милиционер играли в классы.
Макар докладывал о результате розыска.
— Картина похищения в целом представляется так. Люди, принимавшие участие в упаковке коллекции, в самый последний момент незаметно для Петровых подменили ящики. Ящики со всякой рухлядью прибыли в Петроград, а подлинная коллекция была спрятана сначала в имении, а потом перевезена в какое-то другое место.
— Это твоя догадка? — спросил Витоль, не оборачиваясь.
— Нет, Карл Генрихович, не догадка. Я обнаружил тайник за камином, в одной из парадных комнат, — ответил Макар. — Там валялись осколки фарфоровой фигурки Пегаса, обозначенной в списке коллекции. Факт, а не догадка.
— Куда же девалась коллекция? — Витоль обернулся и посмотрел на Макара. — В какое другое место ее перевезли? И кто это сделал?
Макар пожал плечами.
— В марте прошлого года мальчишки в Знаменском видели, как плотник Егор Поселков вывез из имения какие-то ящики, — сказал Макар.
— Куда?
— Не знаю.
— А Поселкова ты разыскал? — нетерпеливо спросил Витоль.
— Нет.
— Почему?
— Бандиты его убили. Лагутинцы.
— А человека, у которого попрыгунчики похитили картину, ты нашел?
— Нет, — огорченно произнес Макар и добавил: — Судя по описанию Козихина, это, вероятно, Тараканов.
— Тараканов? — заинтересовался Витоль.
— Управляющий имением Тихвинского, — пояснил Витоль. — Вскоре после реквизиции коллекции он куда-то уехал. Появился в Петрограде у княгини Тихвинской незадолго до ее смерти, затем исчез.
Витоль прошелся по кабинету и снова остановился у окна. Он вдруг обратил внимание на куст сирени у высокой кирпичной стены, выпустивший первые зеленые листики.
— Весна… — сказал он негромко.
— Что? — не понял Макар.
— Весна, говорю… Время идет, а дело наше не двигается. Как ты объясняешь следы возле камина? Следы свежие?
— Свежие… Какие-то негодяи узнали о тайнике, проникли в него, но тоже опоздали.
Витоль вернулся к столу.
— Что же ты намерен делать дальше?
— Вызвать всех имеющихся в Петрограде Таракановых и устроить им очную ставку с Козихиным.
Витоль улыбнулся.
— Сколько, по-твоему, Таракановых в Петрограде?
Макар пожал плечами.
— Думаю, несколько тысяч, Макар. Во всяком случае, очень много. Но тот Тараканов, который нам нужен, если только он действительно замешан в этом похищении, к нам не явится.
— Опыта у меня маловато, — вздохнул Макар. — Боюсь, что не справлюсь я с этим делом, товарищ Витоль.
Макар опустил голову. Витоль обнял его за плечи.
— Дело это серьезное, Макар, и тебе, пожалуй, не по плечу… — Он задумался и, помолчав немного, сказал. — Есть в Петрограде человек, который мог бы нам помочь. Видный криминалист, опытный сыщик, большой знаток искусства… Правда, сильно обижен на нас… На Советскую власть… — Витоль усмехнулся. — Попробуй, может быть, тебе удастся его уговорить.
— Вы говорите о Доброво? — спросил Макар.
— Да, — задумчиво сказал Витоль. — Прокофий Филиппович Доброво.
Прокофий Филиппович Доброво, покачиваясь в качалке, терпеливо выслушал Макара и тихо спросил:
— Зачем, молодой человек, вы мне все это рассказываете, а?
— Мы очень просим вас, Прокофий Филиппович… — начал было Макар, но Доброво прервал его.
— Напрасно просите, господин Овчинников, — так же тихо сказал он. — Во-первых, употребляя вашу терминологию, я политическая ищейка, и обращаться вам, представителю революционного пролетариата, ко мне не следовало. Так-то-с.
— Прокофий Филиппович… — попытался вставить слово Макар.
— Во-вторых, — так же тихо, не давая себя прервать, продолжал Доброво, — кому сегодня нужна эта коллекция, когда Россия летит в тар-тарары?!
— Но, Прокофий Филиппович… — снова опередил его Макар.
— И, наконец, в-третьих, — так же неумолимо продолжал Доброво. — Вы здесь выразились в том смысле, что я буду получать у вас паек. Запомните, господин Овчинников, Доброво не продается ни оптом, ни в розницу. Так-то-с…
— Но вы специалист своего дела, вы опытный сыщик!