Пропавшая экспедиция
Шрифт:
Перед ним стоял ливрейный лакей в полном облачении.
— Приехал этот господин из России, — негромко сказал лакей.
— Зови! Зови, зови его! Скорей.
Лакей удалился, а Вандерберг высунул из воды ногу и нетерпеливо пошевелил пальцами.
В ванную комнату вошел Артур и церемонно поклонился Вандербергу.
— Ну, говорите, говорите, Артур! Я сгораю от нетерпения. Как наши дела? — Вандерберг прикрутил кран, чтобы не шумела вода. — Ну, рассказывайте, Артур!
— Еще полторы, ну, максимум две недели, господин Вандерберг, и коллекция Тихвинского
Вандерберг восторженно шлепнул рукой по воде, обдав Артура мыльной пеной.
— Ха-ха! — раскатисто захохотал он. — Вы молодец, Артур. Золото, а не человек. Вы дьявольский проныра!
Артур поморщился.
— Не сердитесь, Артур. Я шутя. Вы знаете, как я ценю вас. И не только ценю… — Вандерберг снова рассмеялся, — но и щедро оплачиваю ваши услуги. Кстати, что этот негодяй требует за свои немыслимые богатства?
— Господин Тараканов, по моим наблюдениям, опытный деловой человек, к тому же весьма осторожный. Он настаивает, чтобы оценку производили компетентные эксперты.
— Ну что же. Пусть будет так.
Вандерберг поднялся, включил сильный душ и, отчаянно фыркая, стал смывать мыло. Потом он накинул на себя ворсистую простыню и, усевшись в низкое кресло, сказал:
— Теперь о главном. Я бы хотел знать, на что именно могу я рассчитывать, что вы отдаете Свенсену и что получу я?
— Видите ли, господин Вандерберг… Это вопрос деликатный, — замялся Артур. — Я бы хотел быть с вами вполне откровенным.
— Разумеется, мой друг. Мы с вами деловые люди. Выкладывайте все.
— Господин Свенсен настаивает на единоличном владении коллекцией.
Вандерберг откупорил бутылку с пивом.
— Что за чушь! У него нет таких денег, можете мне поверить.
— Возможно, что и так. Но он хочет оставить себе живопись. Все остальное он собирается уступить вам с таким расчетом, чтобы оправдать почти все свои расходы.
— Всю живопись я ему не отдам! Слышите, не отдам!
Артур подсел к столику, и Вандерберг разлил по стаканам пиво.
— Артур, я предлагаю вам честную игру. Как только коллекция окажется у вас, мы с вашим патроном устроим маленький аукцион. — Вандерберг снова раскатисто засмеялся. — Вы меня понимаете — аукцион?! Кто больше даст! Выручка пойдет в вашу пользу.
— Господин Свенсен на это не пойдет. Больше того, в последнем разговоре он намекнул, что, если вы не согласитесь на его условия, он оставляет всю коллекцию за собой.
— Не понимаю, к чему вы клоните, Артур?
— Я обещал господину Свенсену живопись. Мы отдадим ему живопись, но я вовсе не обещал ему всю живопись. — Артур многозначительно выделил слово «всю». — Мои разговоры с патроном носили, я бы сказал, предварительный характер… А теперь я располагаю документом, представляющим определенную ценность.
Артур вытащил из бокового кармана тоненькую книжицу и положил ее перед Вандербергом.
— Я не читаю по-русски, — сказал Вандерберг. — Переведите, пожалуйста.
— С удовольствием, — улыбнулся Артур и, раскрыв книжицу, стал называть имена.
— Веласкес, Веронезе, Ван Дейк, Рубенс…
— Стоп, стоп, стоп! — замахал руками Вандерберг. — Давайте сразу отметим, что будет принадлежать мне!
У станции Изгорск поезд, в котором ехал Макар, остановился перед закрытым светофором. И вдруг в сонной тишине вагона послышался чей-то испуганный голос:
— Ой, што это? Кажись, горим?!
— Горим, братцы, горим! — истошно завопил другой голос, и все пассажиры спросонья бросились к окнам. Макар тоже высунулся из окна и увидел, что станционные пакгаузы охвачены огнем.
Расталкивая пассажиров, перебираясь через мешки и корзины, Макар выскочил из вагона. У пакгауза стояли какие-то люди, безучастно наблюдая за тем, как двое пожарников качали ручную помпу, а третий направлял тонкую струю воды на деревянную стену багажного сарая. Вслед за Макаром от поезда к пакгаузу бежали пассажиры, на ходу рассуждая о причинах пожара.
— Молния, что ли, вдарила?
— Да грозы-то не было, от сухости, надо думать, возгорелось.
— Будет болтать, — сказал кто-то. — Бандиты подожгли, лагутинцы.
У горящего пакгауза собралась большая толпа. Макар подбежал к растерянному человеку в фуражке с красным околышем.
— Что вы стоите? Ведра, багры, кастрюли, баки, все, что есть, тащите!
И, обращаясь к пассажирам и стоявшим возле пожарников зевакам, крикнул:
— Товарищи, граждане! Что же вы стоите, глазеете, когда на ваших глазах гибнет достояние республики?!
И, не дожидаясь ответа, Макар выхватил у одного из пожарников топорик и устремился в горящий пакгауз.
Верзила, Булочка и Кешка с валенками под мышкой бежали к пакгаузу.
— Пацаны, куда вы?! — кричал Верзила. — Смываться надо! Самое время смываться!
Но Кешка, а за ним Булочка бросились к месту пожара.
А здесь уже от маленького пруда к горящему зданию бежали с ведрами и кастрюлями первые добровольцы.
Макар с остервенением, заслоняясь рукавом от огня, в дымном сарае взламывал ящик за ящиком. С треском отлетела доска, и Макар увидел еще не выделанные овечьи шкуры. Задыхаясь от дыма, он выскочил из дверей и, подбежав к начальнику станции, суетившемуся возле пожарных, схватил его за плечо.
— Где ящики, которые прибыли ночью из Михайловки?
— Из Михайловки… — оторопело пробормотал начальник станции. — А… да, да… были ящики. Они в третьей секции. — И он показал рукой на закрытую дверь одного из отделений пакгауза.
— Сюда воду, сюда! Сюда! — крикнул Макар.
И он бросился к дверям, на которых стояла большая цифра 3.
Пожарники подтащили брандспойт и, взломав двери, направили струю туда, откуда валил дым и вырвалось пламя.
А между прудом и пакгаузом выстроились две цепи. По одной передавали ведра с водой, по другой — порожние. Среди взрослых в цепи стояли трое беспризорников. Кешка и Булочка передавали ведра с водой, а Верзила — порожние. То и дело наклоняясь к Кешке, он тупо повторял одно и то же: