Пропавшее сокровище
Шрифт:
Среди книжных ловкачей были и очень экзотические экземпляры: перепродав сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке такие обычно "шли на таран" и по причине острой малограмотности отчаянно перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а Куприна - с Купером. Один из них даже получил здесь кличку "Фенимор Куприн" за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу, рекламировал ее так:
"Это же "Яма"! Знаменитый роман Фенимора Куприна!..
– и, понизив голос, добавлял многозначительно: - Запрещенный..."
На груди Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда согревались несколько "запрещенных романов", которые никто и никогда не запрещал... Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза темными очками, он, как Человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени приговаривал сиплым баском:
"Меняю "Деньги" на деньги...
– и пояснял: - "Деньги" - это знаменитый роман. Автор Эмиль Золь..."
Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны, сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили книжников "пройти" и "не нарушать". Солидные книжные магнаты, приехавшие на собственных "Победах", кряхтя от неудовольствия, "проходили", но продолжали "нарушать", а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро исчезали в парадных, где и завершали свои коммерческие операции.
Так продолжалось двадцать лет, пока наконец книжная толкучка не стала темой для эстрадных юмористов, смешивших публику анекдотами о "Дюме с камелиями" и о книгах Шпанова, продающихся "на вес"...
Однако вовсе не до смеха было начальнику отделения милиции, на территории которого стихийно возникала и благополучно процветала книжная толкучка.
На первых порах этот начальник решил выловить Фениморов Куприных... Тщательно ознакомившись с характеристиками комсомольцев своего района, он созвал бригадмильцев в большой зал ЦДРИ и, побеседовав об общих задачах в борьбе с хулиганами и хищниками, неожиданно спросил:
– Кто из вас бывает по воскресеньям на книжной толкучке на Кузнецком мосту? Прошу поднять руку...
Последовала пауза. Комсомольцы переглянулись. Некоторые не совсем решительно подняли руку - таких оказалось одиннадцать человек. Этого было вполне достаточно.
– Попрошу товарищей, поднявших руку, задержаться в клубе на несколько минут, - сказал начальник отделения и добавил: - А остальных благодарю за внимание. Собрание считаю закрытым.
С оставшимися книжниками-бригадмильцами начальник отделения заговорил о книжной толкучке. К его удивлению, почти все комсомольцы явно погрустнели, узнав, что скоро уже не смогут выменивать интересные книжки у таких же, как и сами они, бескорыстных любителей литературы. Но в то же время все согласились, что Фениморов Куприных надо "изъять из обращения" немедля.
И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был молодой техник Иван Волошин.
Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, не раз видел, как тот менял "Деньги" на деньги. Сегодня, заметив быстро промелькнувшие Темные очки, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз Человек-невидимка торговал уже не "Деньгами", а романом с очень странным названием. Волошин слышал, как Фенимор Куприн, подойдя к толстому мужчине в светло-сером габардиновом костюме, конфиденциально сообщил ему:
– "Блеск и нищета куртизанки Нана". Знаменитый запрещенный роман...
Габардиновый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он пожал плечами и сказал опорным басом:
– Вы что-то путаете, милейший. "Блеск и нищета куртизанок" - это роман Бальзака. А "Нана" - роман Золя.
– Не волнуйтесь, гражданин, - с достоинством обнищавшего испанского гранда ответил Фенимор Куприн, - я знаю, что "Нану" написал Эмиль Золь, а "Куртизанок" сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно.
– Ах, вот оно что!
– удивился толстяк.
– Но откуда вы взяли, что романы Бальзака и Золя кто-то запрещал?
– Это как раз неважно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине, - не сдавался Фенимор Куприн.
– Пальчики оближете.
Оперный бас хотел возразить еще что-то, но Фенимора Куприна уже тянули за рукав:
– Сколько?..
– Полторы сосны...
– Бери третью половину.
– Хо-хо! Поищи, посвищи...
Иван Волошин стоял совсем рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его за руку и пригласить в отделение милиции, но вдруг заметил, что с Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака, почуявшая дичь. Он даже снял очки и устремил вдаль пристальный взгляд.
Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место, выкрикивая на ходу:
– Меняю "Голову профессора Доуэля" на "Всадника без головы"!
– Есть "Идиот", нужен "Милый друг"!..
– Меняю "Тридцатилетнюю женщину" на "Куклу"!
Но что же все-таки заметил в нестройных рядах охотников за книгами "орлиный глаз" Фенимора Куприна?
Тут автор должен на время оставить бравого бригадмильца Волошина и анекдотического типа Фенимора Куприна и обратить внимание читателя на фигуру, совершенно нетипичную для книжной толкучки...
Талантливый советский поэт, умерший в тридцатых годах и писавший исключительно прозой, в одной своей повести сказал:
"Странность, помноженная на странность, дает естественность. А что может быть естественнее случайности?.."
Вот такая случайность и привела в то воскресенье маленькую и круглую, как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто, Клавдию Антиповну Куликову, на Кузнецкий мост, где Иван Волошин охотился за Фенимором Куприным.
С кошелкой, наполненной французскими книжками Ламартина, Вийона, Верлена и других подобных авторов, Клавдия Антиповна уже побывала в книжной лавке писателей, но там ей объявили:
– Иностранных книг не берем.
И, лишь взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из ее вместительной кошелки, товаровед задумался. Книга была необычная: толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами, она не имела верхней крышки переплета и титульного листа. Тем не менее опытный товаровед сразу же понял, что перед ним какая-то редкость.
"Пергамент... Язык древнегреческий... Гм!.. Надо показать Алексею Васильевичу..." - подумал он и пригласил старушку в кабинет директора.