Пророк
Шрифт:
– Конечно, это очень много значило, – говорит Остин. – Команда, город… Все это было очень важно для нашей семьи.
Теперь, когда его непобедимая команда претендует на первый за все прошедшие годы чемпионский титул, главный тренер выражает надежду, что город готов уважать желания матери Рейчел Бонд.
– Это выбор семьи, – объясняет он. – Мы все думаем о Рейчел и ее семье, молимся за них. Тем не менее мы не будем смешивать футбол с реальной жизнью. Счет на табло ничего не изменит. Сомневаюсь, что кто-то сейчас думает о футболе. Мы, тренерский состав, не думаем о том, что произойдет в пятницу вечером. Мы хотим помочь этим молодым людям пережить трагедию.
Кто,
10
После первого десятка звонков от репортеров Адам отключил сотовый телефон. Вероятно, у его дома уже караулят представители прессы, но дом Челси они еще не нашли – по крайней мере, пока. Адам лежал на спине, а Челси прижалась к его груди, и ее длинные темные волосы щекотали ему шею и щеку. Через открытую дверь спальни были видны змеи, шевелящиеся в своих отсеках. Дешевые пластмассовые трубы на самодельных деревянных полках, довольно тесные, вмещают достаточно воздуха – и в то же время не позволяют сбежать.
По большей части. Один или два раза им это удавалось.
В помещении, предназначенном для кладовки, стояла большая клетка с крысами. Любимая пища питонов. Челси заботилась о них, пока муж сидел в тюрьме. Крысы ей нравились больше, чем змеи, но она должна была заботиться о питонах.
Адам считал, что такая преданность – это уже слишком.
Его дом – в котором он вырос и прожил всю жизнь – был идеально чистым и прибранным. Адам отличался исключительной аккуратностью, под стать своему младшему брату, жившему в другом конце города. Он стригся раз в десять дней, гладил все рубашки и не уходил из офиса, не убрав со стола бумаги. Дома у него ни одна тарелка не задерживалась в кухонной раковине, ни один сорняк не пробивался сквозь цветы на клумбах, а скошенная трава сдувалась на лужайку, а не на дорожки. Возможно, так было бы везде, где бы он ни жил, но он жил только в одном месте, и это был дом Мэри. Адам пришел к пониманию, что никто не покидает свой настоящий дом, и потому это по-прежнему был дом Мэри. И Кента тоже – и иногда он жалел, что брат больше не приходит сюда, но у Кента теперь был свой дом. У Мэри, как и у Адама, другого дома не было и не будет. Поэтому, не желая оскорбить сестру, он тщательно ухаживал за домом.
Дом Челси был совсем другим. Это был дом Тревиса Леонарда. Грязная посуда скапливалась в раковине и ждала, пока ее вымоет Адам, независимо от того, кто ею пользовался, ковер был покрыт пятнами, а углы потолка украшала паутина. В ванной известковый налет и плесень достигли такой толщины, что их можно было счищать стамеской, а летом с потолка свисала длинная клейкая лента, покрытая мертвыми насекомыми.
Челси заботилась о змеях и крысах, чистила их клетки, но на остальное не обращала внимания. Сама она всегда выглядела безупречно – кто-то мог подумать, что ее внешность портят многочисленные татуировки и пирсинг, но это дело вкуса, а каждый дюйм ее тела, от волос до зубов, был ухожен и доведен до совершенства.
То же самое, что и с домом. Вы не можете это оставить, а просто берете с собой в другие места. В тридцать девять Челси была больше похожа на себя семнадцатилетнюю, чем ей хотелось бы. Воплощение упорядоченной красоты в доме хаоса, который принадлежит заключенному.
Она не спрашивала Адама о полиции. Не спрашивала о Рейчел. Вообще ни о чем не спрашивала. Она выслушает его, когда он захочет, или принудит рассказать, когда ей будет нужно, но не будет настаивать раньше времени.
Адам подождал, пока вечерние тени не удлинились настолько, что он перестал различать свернутые кольцами тела и дрожащие языки внутри матовых пластмассовых труб, потом выскользнул из-под Челси и оделся. Она открыла глаза и стала наблюдать за ним.
– Ты вернешься?
Адам кивнул.
– Я должна знать, куда ты собрался?
Он покачал головой.
Тогда Челси отвернулась. И не оторвала взгляда от изголовья кровати, когда он вышел из ванной и с ключами
Это было недалеко. Дорога шла на северо-восток от города, петляла вдоль озера Эри, затем поворачивала на юг, в лес. Еще через шесть миль Адам заметил дорожный указатель – в последний момент, так что едва успел нажать на тормоз и свернуть на гравийную дорогу. Шедоу-Вуд-лейн. Старая табличка с надписью ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ и отверстиями от пуль калибра .22.
Возможно, раньше это было популярное место отдыха, но те времена давно миновали. Адам с трудом мог представить, что даже летом сюда приезжал кто-то, кроме пьяниц из числа «белой швали», желавших повеселиться подальше от глаз полиции. На поверхности озера плавали листья, южный берег зарос рогозом, уже сухим, а вдоль северного берега выстроились коттеджи. Им было лет пятьдесят, и красили их один раз, после постройки. Веранды покосились, а каждый, кто рискнул бы пройтись по ним босиком, рисковал собрать столько заноз, что ему позавидовал бы дикобраз. Адам остановил машину и пешком пошел по заросшей тропинке к противоположному берегу; в руке он держал фонарик, но не включил его – в сумерках он видел все, что нужно. По спине пробежал холодок, не имевший отношения к ветру, – Адам представил, как этой же тропинкой в это же место шла Рейчел Бонд. Боялась ли она? Конечно. Но она была исполнена решимости. И храбрости. И вооружена адресом.
Будь ты проклят, Адам. Будь ты проклят. Будь ты проклят.
Найти нужный коттедж не составило труда – на него указывали оставленная полицией лента и висячие замки. Адам обошел крыльцо, но не стал подниматься, а положил ладони на старое дерево перил, перегнулся через них и посмотрел на дверь, прислушиваясь к шуму ветра, который шевелил нижние ветки разросшегося болиголова на крыше; этот звук напоминал шарканье метлы по дощатому полу.
Здесь она умерла.
Сюда он ее послал.
Адам долго смотрел на дверь, гадая, встретили ли ее на пороге, или ей пришлось постучать. Колебалась ли она? Может, даже попыталась уйти? Сколько времени ей понадобилось, чтобы осознать, какую ужасную ошибку она совершила?
Какую ужасную ошибку ты совершил. Эта твоя ошибка, Адам. Признай это. Прими.
Он отвернулся от двери, с усилием выдохнул и посмотрел на озеро. Потом достал сигарету и закурил, позволив ветру сдувать дым ему в лицо, так что слезились глаза. Выкурив половину сигареты, бросил ее на землю, вдавил каблуком и обошел коттедж. Домик был заперт, но полиция не заколотила окна. Глупо, конечно, они обязаны были это сделать – или, по крайней мере, повесить светонепроницаемые шторы, – но ему это помогло. При свете фонарика он сумел рассмотреть обе спальни, большую часть маленькой гостиной и смежной с ней ванны, а также всю кухню.
Дом оказался пустым. Абсолютно пустым – не было даже одеял на кроватях. Если полицейские не забрали всё с собой, то он был пустым и тогда, когда сюда пришла она. Значит, ей не оставили времени, чтобы убежать. Для нее все закончилось быстро. По крайней мере, отчасти. Шанс спастись. Его быстро не стало.
Адам вернулся к крыльцу и принялся разглядывать остальные коттеджи. Они располагались близко: два из них не дальше пятнадцати метров, а все пять вытянулись вдоль берега метров на шестьдесят. Крик без труда проник бы через их тонкие, как бумага, стены. Но это не имело значения, потому что коттеджи пустовали. Похоже, здесь никого не было, когда она пришла. Ловушка.