Шрифт:
Прощальный вздох Тэнсая
Часть 1. Глава 1.
Колышет ветер старую осину.
Трепещут листья – как мятежная душа,
Хочу рукой согнать я горькую кручину.
На сердце пусто —
Как в кармане без гроша.
Проходит жизнь уныло и бесцветно.
И ничего нельзя в ней изменить.
Мои вопросы остаются без ответа.
Сомнений рой в себе не задушить.
А ветер резче, резче налетает
И гнёт осину
Листьев на дереве всё больше убывает,
Теперь трепещутся они в пыли.
Вот так и мы —
Пока себе подвластны,
Живём высоко оторвавшись от земли.
Пока кручина не легла на лоб прекрасный,
Потом уйдём мы в землю как и пришли мы из земли.
Белла Гритос
Ночь была холодной, заставляя продрогнуть тело до костей, несмотря на то, что был разгар лета, а с наступлением рассвета начиналась невыносимая духота.
Саске поёжился под тонким покрывалом, борясь с желанием подтянуть к груди замёрзшие ноги. Это было бы показательной слабостью, чего допустить Саске не позволяла гордость. Особенно перед Наруто, который полвечера уговаривал друга разделить один футон на двоих, и, потерпев неудачу, заснул возле слабого костра, обиженный и продрогший.
Миссия затянулась на три дня из-за раненого в бою сокомандника, имени которого Саске не помнил. Он считал, что от балласта, тянущего всю команду на дно, нужно избавляться сразу, и если бы не Наруто, впрягшийся за этого шиноби, Саске бы убил его незамедлительно.
Правила шиноби, привитые с молоком матери, въелись глубоко и каждый раз зудели, если не были исполнены. Сейчас как раз тот момент, когда миссия важнее, чем товарищи, узы и даже собственная жизнь. И все эти жертвы – ради благополучия деревни. Ради Конохи и людей, живущих в ней.
С самого рождения шиноби воспитываются именно так: с целью защитить деревню любыми доступными способами. Если потребуется, то без колебаний отдать всего себя, пожертвовать семьёй, друзьями и ценными воспоминаниями.
Это принималось как должное. Никто ни с кем не считался, требуя лишь большей отдачи службе и выполнения долга.
Старейшины, стоящие одной ногой в могиле, всегда повторяли одну фразу: «Вы – всего лишь оружие». И никто не пытался поспорить или опровергнуть эти слова.
Даже Итачи покорно склонял голову и продолжал выказывать свою почтительную преданность. На все гневные тирады Саске он лишь спокойно отвечал: «Это и значит быть шиноби», и в его бездонных глазах плескалось предупреждение о том, что продолжать разговор он не намерен.
О, как это злило его младшего брата!
Ни одной благодарности, ни одной похвалы – абсолютно ничего, хотя Итачи заслуживает все лавры. Он – та высь, куда Саске стремился всю жизнь. С самого детства отец ставил ему в пример старшего брата.
Наследник всегда на первом месте, и внимание клана приковано лишь к нему. Остальных не существует, и, дабы получить малую горсть признания, нужно рыть землю голыми руками, до крови, до хруста костей. И вот тогда, возможно, мимолётный взгляд людей скользнёт по тебе, давая понять, что твоё рвение и старания были замечены.
Достичь уровня Итачи Саске не мог никогда. Брат был недосягаем, будто пришелец из другого мира. Он был иной, не такой, как все. Об этом даже как-то раз вскользь упомянул отец, и все сразу же подхватили эту мысль, раздувая сплетни и небылицы. Итачи сравнивали то с Богом, то с Дьяволом. Может быть, он и то и другое? Это предположение вселяло в народ страх, восхищение, любовь, ненависть, зависть, гордость. Все чувства смешивались, создавая поток нескончаемых разговоров.
Итачи.
Саске прикрыл глаза, вспоминая брата. Его чёрные, как ночь, глаза; его длинные волосы, мягкие на ощупь, словно шёлк; его руки с длинными пальцами все в мозолях и царапинах от бесчисленных тренировок, но такие ласковые… Его тело со светлой кожей, на которой кривыми узорами выделялись шрамы. Брат был словно весь фарфоровый, хрупкий и недолговечный. Такой, которого надо беречь и лелеять. Спокойный, всегда держащийся в тени, имеющий полный контроль над собой: ни лишнего слова, ни лишней эмоции – ничего.
Саске знал, что эта иллюзия, плотно лёгшая на глаза неприятной плёнкой, по щелчку пальцев не пропадёт и не рассеется. Ещё он знал, что брат никогда не позволит заботиться о нём, ибо это лишь его прерогатива. Знал, и от этого желал Итачи ещё больше.
Завлечь. Овладеть. Подчинить.
Хотел ли он этого? Думая об Итачи, о его пронзительном, усталом взгляде, как у старца, прожившего и повидавшего все горести жизни, он понимал: да, именно этого он и хотел.
Саске был уверен, что брат уже всё знал об этих постыдных желаниях, но, как обычно, он не подавал виду. В какой-то мере этот факт его подстёгивал, и словно сам бес его толкал к более решительным действиям. Это было неизбежно в любом случае.
Слабый шорох справа заставил Саске очнуться от своих размышлений. Сонно моргнув, он повернул голову туда, откуда раздался звук.
Наруто уже проснулся, и на его лице не было ни единого намёка на вчерашнюю обиду. Он тупо смотрел перед собой, пребывая в прострации. Издалека казалось, будто он не дышал. Немного помолчав, словно убедившись в своей правоте, Наруто заторможенно поднял голову и хриплым ото сна голосом сказал настолько тихо, что Саске еле удалось расслышать его шёпот.