Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Шрифт:
Презрение, с каким лопушандцы относятся к барахляндцам, превосходит земные представления. О появлении барахляндцев в городе оповещают по радио, чтобы население могло уберечься от контактов с ними. Ничто не вызывает у лопушандца такой ужас, как барахляндские разговоры: послушав барахляндца, лопушандец заболевает болезнью, весьма напоминающей бурное помешательство и называемой б а р а х л я н д и т. На моих глазах один из наших лопушандских друзей заболел барахляндитом из-за одной вполне безобидной фразы, которую выкрикнул подвыпивший барахляндец:
– Слышь, кончай базарить!
Тщедушный наш лопушандец бросился на рослого барахляндца и сильнейшим ударом в нос сбил его с ног. Потом он заплакал, заламывая в тоске руки, и стал выкрикивать:
– Что он сказал! О Высокий Смысл, что он сказал!
Барахляндец, разумеется, не мог понять, за что его так. Он обругал всех нас лопушандскими психами. К счастью, болезнь не всегда протекает так бурно. Чаще всего заболевший несколько часов подряд бессмысленно повторяет слышанные от барахляндца выражения, что-нибудь вроде: "Закругляйся трепаться", "Что ты хнычешь? Вот тебе твои бабки!", "Да брось ты обижаться - я тебя не надувал", при этом больной смеется смехом, который на Земле называют идиотским.
Чтобы избежать заболевания этой странной для землянина болезнью, на Лопушандии обнародована памятка "Как уберечься от барахляндита". В брошюрке этой советуется совершенно не вступать в контакт с барахляндцами, при их приближении погружаться в собственные мысли, в случае же, если барахляндец проявит "чрезмерную заинтересованность", рекомендуется нанести ему удар в нос средней силы - доказано, что это самый убедительный для барахляндца аргумент.
Из бесед с нашими лопушандскими друзьями мы узнали, что отношение барахляндцев к лопушандцам если не презрительное, то насмешливое. Барахляндцы любят употреблять выражения вроде: "Что ты разводишь лопушандские сложности? Действуй!" или: "Ну, брат это все лопушандская заумь!". Самая же оскорбительная для барахляндца насмешка - "лопух". Этим словом шпыняют барахляндца, имеющего обыкновение по несущественным или малопонятным соображениям отказываться от поступков, которые могут принести выгоду. И тем не менее нет барахляндца, который бы не копил пуговок, чтобы "слетать к лопухам" и подружиться с каким-нибудь из них.
Поразительно, что и лопушандцы испытывают какую-то необъяснимую тягу к барахляндцам. Смущаясь, каждый из наших лопушандских друзей признался нам, что хотя бы раз в году он по секрету от всех отправляется на планету дружбы с портфелем, набитым пуговками, и большущим чемоданом одежек и не возвращается оттуда, пока "не спустит всего" со своими барахляндскими друзьями. В одних трусах он ходит с барахляндцами по трактирам, обнимается с ними, целуется, клянется им в вечной дружбе, и не было случая, чтобы кто-нибудь при этом заболел барахляндитом. Напротив, барахляндский образ жизни действует на лопушандца благотворно: он становится общительней, раскованней, приобретает способность "просто смотреть на вещи", короче говоря, проникается "дикарской мудростью". Некоторое время по возвращении с Барахляндии лопушандец живет затворником: он ждет, пока психика его придет в норму и восстановится лопоухость. Затем он возвращается к лопушандскому образу жизни, и встреться ему теперь барахляндец - он скроется от него в свои мысли из-за опасения заболеть барахляндитом.
Поразмыслив над всем этим, мы с Чу пришли к выводу, что зти две столь различные цивилизации - лопушандская и барахляндская - нуждаются друг в друге, чем-то дополняют одна другую и, пожалуй, существуя особняком, выродились бы. Правда, стоило нам поделиться этой мыслью с кем-нибудь из лопушандцев, как тот начинал нервничать: бросал на нас затравленные взгляды, пожимал с деланным равнодушием плечами, говоря: "Ну, знаете... Мы без них вполне можем обойтись".
Мы не заметили, как превратились в лопушандцев: с легкостью погружались в собственные мысли до полного телесного исчезновения и даже носили в кармане щетку. Как и всякий лопушандец, мы мыслили масштабами Вселенной, обеспечивая ее великолепнейшими спиралевидными построениями из чистейшего, не замутненного никакими низменными примесями разума. Мы ни на минуту не забывали, что служим Высокому Смыслу - этому божеству лопушандцев, которое, согласно их поверьям, пронизывает всякого мыслящего (кроме барахляндца) и осуществляет его связь в пространстве и времени со всем сущим, когда-либо существовавшим или, тем что появится когда-нибудь. Скоро мы пришли к пониманию своей миссии, состоящей в установлении гармоничных отношений между лопушандцами и барахляндцами, иначе невозможно было понять, зачем мы появились здесь, на Лопушандии. Проникшись духом Высокого Лопушандизма, радостным приятием всего живого, независимо от планетарного происхождения, семейства, вида, подвида, расы и национальности, мы не могли не осознать, как уродует лопушандскую душу презрительное отношение к барахляндцу. Мы по нескольку суток обсуждали с нашими лопушандскими друзьями все тонкости и сложности возникшей проблемы.
Никогда не забуду нашего разговора с Лопухом-у-дороги, лопушандцем, прославившимся своими спиралевидными построениями фиолетовых и розовых тонов с восхитительными вкраплениями Высокого Смысла. Мы спросили без обиняков:
– Не находите ли вы, что презрительное отношение к барахляндцу есть не что иное, как неосознанное желание скрыть свою заинтересованность в этом простодушнейшем из разумных существ?
– Да хранит нас Высокий Смысл!
– воскликнул Лопух-у-дороги, хрустя в волнении пальцами.
– Признаться, я тоже мучительно и подолгу об этом размышляю. Неужели за этим стоит наше корыстолюбие? Неужели мы заражены мелочными соображениями?
– Еще как!
– ответили мы беспощадно.
– Мы подогреваем в простодушном барахляндце страсть к вещам и попрошайничеству. И во имя чего? Нашей низменной потребности дарить материальные ценности!
– Это так!
– горько согласился Лопух-у-дороги.
Он нам признался, что сам недавно раздарил портфель пуговок, анализируя при этом свое душевное состояние. Но это не самое страшное: ему стало известно, что многие лопушандцы понуждают барахляндцев совершать поступки, которые они сами совершить не могут. Вот только вчера его сосед, Лопух-под-солнцем, за три пуговки склонил одного барахляндца, чтобы тот обозвал его, Лопуха-у-дороги, тупицей.
– Вы понимаете, что это значит?
– спросил Лопух-у-дороги.
– Это самая изощренная форма эксплуатации.
Мрачное подполье лопушандской души открылось нам. Мы тут же высказали сорок три соображения по поводу открывшегося. Лопух-у-дороги ответил двумя возражениями на каждое из наших соображений. Он упрекал нас в том, что, гонясь за истиной, мы забываем о Высоком Смысле. А в кого мы все превратимся, если перестанем поверять каждую нашу мысль Высоким Смыслом?
Мы дискутировали трое суток, выбрасывая пивные бутылки в сад через окно. Выяснилась какая-то общность наших позиций: и мы и Лопух-у-дороги сходились на том, что проблема эта очень сложная и что презрительное отношение к лопушандцам противоречит Высокому Смыслу. Мы закончили дискуссию усталые, но довольные: хотя истина была еще далеко, мы, несомненно, к ней приблизились.
К следующей дискуссии с двумя лопухами - Лопухом-за-окном и Лопухом-над-колыбелью - мы готовились три месяца: очень трудно было сформулировать наши соображения так, чтобы не пострадал Высокий Смысл. Мы с Чу уже понимали, что не сможем покинуть Лопушандию раньше, чем отыщется истина. И чтобы подбодрить себя, мы после целого дня работы говорили:
– Вы чувствуете? Она сегодня приблизилась.
Но однажды, когда мы оттачивали сто восемьдесят шестое наше соображение, Чу сказал:
– Егоров, вы, конечно, уже поняли, что нам никогда не покинуть Лопушандию?
– И он заплакал. Я кивнул и тоже заплакал.
– В конце койцов, Чу, - сказал я, - это наша планета. Ведь мы настоящие лопушандцы.
Он согласился со мной, но тут же признался, что иногда ему нестерпимо хочется на Барахляндию, где с тебя сдерут последний пиджак, где можно за пуговку выпить и поесть, подружиться и расстаться всего за один час, где не отличают своекорыстия от бескорыстия, где никаких сложностей и где никому не приходит в голову, что существует Высокий Смысл.
– Чу, - сказал я, - меня тоже туда тянет. Не означает ли это, что все мы немного барахляндцы?