Прощание славянки
Шрифт:
— А я уж представляла, как подамся в уборщицы. В то время, как мои ровесники делают карьеру, я год за годом буду катать перед собой тележку с тряпками и ведрами по этажам какого-нибудь торгового центра. Свидетельство из Метрополии вряд ли бы кто воспринял всерьез, да и дома оно осталось.
— Дома? Неужели на Юге вам совсем не понравилось?
— Дело в другом: там я родилась, там могила мамы. Может быть потом… Ладно, проехали. У вас что, «Департамент по делам будущего»? Что нужно будет делать?
Максим Евгеньевич прыснул.
— Первым делом, учиться. Для начала нужно научиться
— Как это работает? Не понимаю…
— Всегда по-разному. Позвольте, я приведу пример из недавнего прошлого. Некое духовное лицо самого низшего звания, находящееся на послушании в Туруханском Троицком монастыре, однажды утром было послано за морковью и луком. На окраине села оно встретило очень странных чужеземцев и, естественно, сильно испугалось. Рассказ его был первоначально встречен братией скептически, но вечером того же дня в монастырь буквально вломился атаман Громов в состоянии измененного сознания. Он потребовал выдать ему мощи Святого Василия, но получил отказ. Полномочия атамана огромны, и всем селянам он может запросто заткнуть рты, но в монастыре у него нет власти. Там быстро сложили два плюс два и предупредили наше ведомство.
— Неужели… Монахи…
— Ничто не мешает духовным лицам быть гражданами своей страны и проявлять бдительность. Настоятель Троицкого монастыря имеет доступ к системе правительственной связи. Атаман об этом не знает. История эта звучала как тяжелый бред, но… Некоторые ключевые детали совпадали с тем, что рассказывали уцелевшие жители заполярных поселков, бежавшие в тундру и спасенные кочевниками-оленеводами. Было решено все проверить, в речной инспекции быстро установили хозяина мотозавозни, так что вас ждали.
— Да уж… Велика Сибирь, но даже на ее просторах невозможно скрыться от бдительного ока.
— Вот так руками простых людей и делается история. Это трудная и кропотливая работа. Вы дали нам надежду вновь выйти к Северному морскому пути. Это исключение, редкая удача, но это всего лишь один шаг. Для того, чтобы Сибирь стала благополучной и сильной, нужно совершить подобный прорыв не один раз — много раз. Слишком у нас все запущено. А вы, если хорошо себя проявите, через несколько лет получите паспорт гражданина, а не какую-нибудь плюгавую регистрацию. Если захотите, сможете придумать себе новое имя и биографию.
— Нет.
— Хорошо, Метёлкиных на свете пруд пруди. А вот место рождения придется придумать другое. Не следует афишировать то, что вы уроженка Города. Ну, значит, решено. Нужно ехать без проволочек — учебный год уже начался, и вам придется наверстывать упущенное. Завтра… Завтра и поедете: я посажу вас в поезд, а Гошка утром встретит.
— Простите?..
— Гошка. Сын у меня там учится.
Глава 24. Город, где кончается дорога
Еще с середины ноября зима, как принято говорить в наших краях, «круто завернула», а в декабре и вовсе установились лютые морозы. Жизнь красноярцев существенно усложнилась: для автовладельцев каждое утро начиналось с занимательной игры «заведется, не заведется?», матери поплотнее закутывали своих чад, отправляя тех в школу, а школьники с плохо скрываемой надеждой следили за сводками погоды — может, и сегодня отменят занятия? — и потом, разочаровавшись в своих ожиданиях, бежали на уроки и оттирали замерзшие носы. В такую погоду было нетрудно поверить, что никакого глобального потепления нет и не было, ученые ошиблись, и все еще будет хорошо. Ниже по течению, где не сказывалось влияние ГРЭС, Енисей встал намертво.
Именно в такое темное, морозное утро середины января на перрон Красноярского вокзала сошла Лидия Метёлкина. Девушка была похожа на бесформенный баул, ведь одолженная соседкой Таней дубленка оказалась Лидии слишком велика, но зато позволяла поддеть под нее пару теплых свитеров. Она огляделась вокруг — нерусских много, и все куда-то спешат. Приезжие гудели как рой беспокойных насекомых. «Гыр-гыр-гыр», — стелилось над платформой.
Напасть, которая вот уже несколько лет терзала Евразийский континент, превращая целые страны в безжизненные пространства растрескавшейся земли, согнала людей с обжитых мест и толкнула навстречу неизвестности. Они везли с собой мешки, тюки, некоторые, преодолев таможенные барьеры, умудрились взять с собой кошек, а один старик даже нес на руках маленькую козу. Ехали семьями, было много детей, некоторых стариков приходилось вести под руки. «Взрослые встревожены, дети напуганы», — отметила про себя Лидия. При этом большинство ребятишек не плакали, но смотрели тревожно, по-взрослому.
Мороз сковал ее за каких-нибудь пять минут, и этот был не тот холод, от которого зябко поеживаются, а тот, что ломает мучительной болью пальцы на руках и ногах и, словно лезвиями, режет лицо. От вокзала до автостанции было всего ничего, и она решила пройтись пешком — за десять минут ожидания автобуса на сибирском морозе замерзнешь вернее, чем за час на ходу.
Уже минут через пятнадцать показалось здание автовокзала. На крыльце она столкнулась с молодым человеком, тащившим в руках два объемных, но, судя по всему, не очень тяжелых свертка. Проскочив в теплый, ярко освещенный зал ожидания, она узнала Никиту.
А узнать его было теперь не так-то просто. Лидия привыкла видеть его небритым, в засусленной робе с чужого плеча, а теперь… Перед ней стоял щеголеватый, гладко выбритый юноша в ладно сидящем дубленом тулупчике, с сумкой на длинном ремне, какие частенько носят студенты. Без ершистой бороды его лицо было красивым и очень юным. «Уж слишком юным», — отметила Лидия.
— Вот так встреча! Ты как узнала?
— Что? Что я должна знать?
— Так ты здесь случайно?
— Нет, в Енисейск еду.