Прощание славянки
Шрифт:
— Да… Бывают в жизни совпадения… А я пришел Назара встретить. Он у нас теперь домовладелец — его доли награды как раз хватило на дом под Минусинском. Он у нас парень экономный — ты же знаешь. Мог бы с комфортом ехать поездом от Урумчи, но предпочел пересечь границу и тошнить автобусами от самого Рубцовска. Так, говорит, дешевле выйдет. Может, он и прав.
— Ой, смотри! — Лида показала на красочный плакат, который, по-видимому, висел здесь еще с прошлого года.
На фоне сияющих горных вершин и домиков-шале со снежными шапками на крышах с радостной улыбкой позировала Катя Жукова. «Встречайте Новый Год на курортах Шерегеша!» Деловые
— Вот ведь совпадение! — смеялась Лида. — Сейчас приедет Назар, и вся наша команда будет снова вместе. Правда, без Бена. Знаешь, я тут подумала… Представила на минутку наш флаг: Назару будет лучше в желтом, и Кате нужно жить в желтом, ты останешься в зеленом, а я однажды вернусь в синий.
Но тут бурление людской толпы и потянувшийся от посадочных платформ ручеек приезжих сигнализировали о прибытии очередного автобуса. Рослый Никита выискивал своего товарища в толпе.
В этом сутулом человеке, щурящемся в ярком свете ламп, Лидия с трудом узнала Назара. Он осунулся, еще больше потемнел лицом, но главная метаморфоза таилась в его глазах. В них больше не искрились веселье и хитрость, придававшие ему сходство с Хаджой Насреддином. Теперь они были темны, мертвы и походили на глубокие черные отверстия. «Как дырки от пуль», — подумала Лида и поежилась.
— Ты… — подскочил к нему Никита, — почему один? Где твои?..
— Не нашел, — тяжело, будто через силу, ответил Назар. — Слишком долго копил деньги… А как без денег? Как приехал, не успел — они пропали. Прости, я не смог по телефону…
— Они умерли? Ой, извини… — пролепетала Лида.
— Они пропали… И все пропали. В нашем селении теперь живут другие люди. Мечеть снесли, дома на свой лад переделали. Из старых соседей я никого не нашел… могил не нашел. Когда пытался расспрашивать, говорят, что я все напутал, что никого и не было.
— Ты в полицию обращался? — наивно спросила Лидия.
— Не дури, — одернул ее Никита. — И хорошо, что не обращался, а то, неровен час, сам бы ног не унес.
За деланной рассудительностью Никита пытался скрыть растерянность. Что он мог сказать? В своей молодой жизни ему еще не довелось узнать, что такое горе.
— А это что? — Назар ткнул пальцем в тюки, которые Никита все время таскал в руках.
— Дубленки… Для твоих. Я же не знал.
— Теперь не нужно.
— Сейчас поедем ко мне домой, — деловито произнес Никита. — Отогреешься, отдохнешь, приведешь себя в порядок. А уж там…
Лидия могла понять Назара как никто другой, но не могла утешить. Бывают моменты, когда невозможно встать между человеком и его горем. Она ощутила минутный порыв обнять бедолагу, как-то поддержать, но не сделала этого. Его религия не одобряет подобных вольностей, Назар может не так истолковать.
— Если я забуду, — пробормотала Лида почти бессознательно, — пусть отсохнет моя правая рука.
— Нет, правая рука никак нельзя, — рассудительно заметил Назар. — Я ведь уже дом в деревне купил. Не по душе мне на реке, мне на земле работать привычнее. Я и по строительству могу. Так что мне обе руки понадобятся.
— Внимание! Начинается посадка на автобус, следующий рейсом Красноярск — Енисейск, — прервал разговор старых товарищей синтетический голос.
— Ты Бена еще увидишь? — заторопился Назар. — Передай ему на память, — и он сунул в руку Лидии продолговатый, завернутый в тряпку предмет.
— Удачи, — ответила она, прощаясь. — Кто знает, может, еще и свидимся.
*****
Лидия провела долгие шесть часов в тесноте и духоте автобуса. Но она не скучала, она отдыхала. Жизнь в учебном центре оказалась очень трудной, и она была рада возможности расслабиться и просто ничего не делать. Эх, кабы не горькие вести от Назара… Но вот уже автобус подкатил к конечной точке Енисейского тракта — древнему Енисейску.
С первых дней января городских обывателей тревожили странные, труднообъяснимые события, подобных которым не помнили и старожилы. Каждый Божий день, редко — через день, в Енисейск въезжали невиданные здесь вездеходы, грузовики на гусеничном ходу, тягачи, впряженные в огромные сани, поставленные на полозья цистерны или жилые вагончики-балки с попыхивающими трубами. Они старались двигаться осторожно, в обход центральных улиц, и скрывались за воротами расположенной неподалеку воинской части.
Но не одни только эти события тревожили сонную жизнь Енисейска. Несмотря на секретность, слухи о неведомом, вдруг в этом году обнаруженном городе, населенном, к тому же, чудным народом, будоражили воображение граждан Сибирской Республики. Однако, самого тревожного не знали и они: поздней осенью прошлого года часть жизненно важных припасов пришлось экстренно перебросить из Туруханска в Метрополию. Никакие возражения Кондитерского не подействовали, да и вообще, с прошлой осени многим стало понятно, что власть сурового атамана не безгранична ни во времени, ни в пространстве. И теперь уже два обитаемых мира, затерянных среди безмолвия Полярной ночи, нуждались в экстренной помощи. Метрополия перешла в режим максимального энергосбережения. Не работали пассажирские конвейеры и половина лифтов, и существам приходилось топать от дома до работы многие километры по полутемным коридорам. В Туруханске свет и вовсе давали по часам, часть населения эвакуировали на большую землю. Декабрь прошел в тревожном ожидании, наступили Святки, и тут, наконец, гидрологи дали отмашку — можно!
Каждый житель Енисейска да и всякий, кто разбирается в географии Сибири, знает Енисейск как город, где кончается дорога. Конечно, от него бегут к окрестным деревням проселки, но настоящей, магистральной трассы в северном направлении от Енисейска нет. Дальше либо по реке, либо по воздуху.
И именно в этот день, после полудня ворота части распахнулись, и оттуда выехал флагманский вездеход с развевающимся на флагштоке «попугайчиком». За ним след в след двинулась вереница цистерн, тягачей и балков. Они уходили, медленно и непреклонно, и это напугало горожан больше, чем единовременный проход через город целой боевой флотилии. Миновав пределы Енисейска, вся эта техника, выбрав подходящее местечко, выезжала на енисейский лед и двигалась вниз по реке. В паре километров от города они собирались вместе, чтобы ехать дальше единым санно-гусеничным поездом.
Торжественность момента была слегка подпорчена обычной реальностью российской жизни. Горожане, конечно, об этом не знали, но последний тягач в поезде должен был везти начальника экспедиции и приближенных к нему лиц. Должен-то он должен, но сейчас он неподвижно стоял на обочине, а его размотанная левая гусеница лежала на снегу как червяк. Четыре фигуры, закутанные в полушубки, возились вокруг нее, испуская при дыхании клубы пара.
— Да не видел я, как этот палец — блин! — выскочил! — зачем-то оправдывался механик-водитель, хотя никто его ни в чем не обвинял.