Прощание в Дюнкерке
Шрифт:
Сама по себе идея очной ставки не слишком грела Коленчука, но если она даст возможность выслужиться перед Хайнихелем и выполнить главную задачу… Есть смысл связываться.
— Стаскать Дорна в Прагу можно… Но время, время… Оно против нас и слишком быстро катится.
— Но посудите сами — нам важна не сама очная ставка, а готовность к ней Дорна. Почему бы ему не встретиться с профессором, если их встреча ничего угрожающего для него не содержит? И наоборот… Мы посмотрим по его поведению: если Дорн действительно раскрылся, тогда он будет спокоен и уверен в себе, ежели нет… Вам не кажется?
Как любой опытный медик, Коленчук был неплохим психологом. Он понял и оценил предложение мадам Леже.
— Но как все лучше устроить? —
— Можно найти подходящее помещение, куда перевезти Дорна, будто для очной ставки, и я возьму на себя эту заботу. У меня есть друзья, они помогут, — она с надеждой подумала о полковнике Шантоне. — Но в общем, вполне достаточно покатать Дорна по Парижу в закрытом, без окон, фургоне.
«Вот это мысль так мысль! — всколыхнулся Коленчук. — Нет, не зря я взял на службу эту бабоньку. Не ошибся, поверив Левашеву». — Старый знакомый, бывший камергер, дал понять Коленчуку, что дама с фамилией Леже может оказаться весьма полезной, станет источником самой престижной информации, что крайне важно, когда мечтаешь о лидерстве, даже в оуновских верхах.
Да, престижную информацию «с самого верха» Коленчук тоже считал тем оселком, на котором проверяются люди действительно значимые, престижная информация отделяет их от бесперспективных краснобаев. Мадам Леже сразу неплохо себя показала. Так совпало, что он взял ее на службу как раз в тот момент, когда возникло вдруг неприятное для Коленчука осложнение с арендой замка. Мадам Леже устроила все так хорошо и быстро, что Коленчук не успел даже как следует поволноваться на этот счет.
XII
Накануне Гитлер прочитал, как Наполеон заключал Тильзитский мир. Его потрясло тончайшее унижение, которому великий корсиканец подверг русского императора, заставив плыть в лодчонке до середины Немана и ступить на зыбкий плот, без свиты, без советников. И так, не чуя тверди под ногами, искать взаимного согласия. Согласия без твердой почвы.
Целиком повторить этот эффектный спектакль с Чемберленом Гитлер не мог, ибо сомневался, что Годесбергские переговоры завершатся так же стремительно, как и подталкиваемые быстрым течением Немана Тильзитские. Но распорядился поселить британских гостей в отеле «Петерсберг» на левом берегу Рейна. А сам, как обычно, расположился в своем любимом «Рейнском отеле Дреезен», который принадлежал старому фронтовому приятелю, на правом берегу реки. Моста поблизости не имелось. Чтобы встретиться с канцлером Германии, премьер-министру Великобритании всякий раз придется пересекать широкий и стремительный Рейн на пароме. Чем не вариация на тему Тильзита? Паром самый обыкновенный, Чемберлену не раз почудится, что он теряет почву под ногами.
Но Чемберлен был в таком радужном настроении, что издевку с паромом не заметил — или не захотел замечать. А может быть, не понял исторической параллели. Хотя Вильсон и ворчал, что немцы могли бы предоставить им номера в том же самом «Рейнском отеле Дреезен». Чемберлен на сетования Вильсона не реагировал и всю дорогу, прячась от холодных брызг, повторял, что, коли ему удалось выполнить казавшиеся совершенно неосуществимыми требования канцлера, стало быть, канцлер будет вполне удовлетворен проделанной им с Даладье работой, бесспорно, примет англо-французский план, и останется только отслужить в Кентербери благодарственную мессу.
— Не забудьте, господин премьер, — желчно проговорил начальник правового отдела Форин офис сэр Уильям Малкин, — окончательный договор еще не составлен, лишь после его подписания можно будет утверждать, что кризис ликвидирован и все возвращается к нормальному порядку вещей.
«Качка действует Малкину на нервы», — подумал Чемберлен и не придал значения его словам. В радостном возбуждении английский премьер благословлял ту минуту, когда ангел-хранитель послал ему идею «Плана Z», — и вот он, этот план, претворяется в жизнь. Нет, господь не зря облачил его властью, ему дано обуздать ефрейтора, возомнившего себя вторым Фридрихом Великим! Первое сомнение посетило шестидесятидевятилетнего британца лишь тогда, когда в шикарном салоне стиля ампир, отведенном под зал переговоров, за инкрустированной столешницей, покоящейся на бронзовых амурах, вдруг воцарилось странное молчание. Гитлер не сказал даже элементарного «спасибо, сэр».
— Я привез вам Судеты, — повторил Чемберлен падающим голосом.
Гитлер молчал.
— Ваши берхтесгаденские условия приняты, господин канцлер… — Гитлер молчал и недовольно вертел карандаш. Чемберлен вспомнил, как год назад сказал леди Астор: «Мы могли бы с господином Гитлером с карандашом в руке пройтись по всем его жалобам и претензиям, это бы наконец прояснило все европейские отношения!»
А карандаш, оказывается, в руках у Гитлера… Непонятно. Тишина стала зловещей, и тут Гитлер хрипло проговорил:
— Дело так не пойдет! Я начинаю немедленную оккупацию всех территорий, право на обладание которыми за мной признано!
— Извините, господин канцлер, — Чемберлен поморщился, он никогда не терпел грубости. — Но… Я надеялся, что вы будете удовлетворены, ибо ваши берхтесгаденские условия приняты — Чехословакия согласилась аннулировать свои союзные договоры, она станет нейтральным государством, имеющим, безусловно, гарантии на случай неспровоцированной агрессии, которые мы с вами предоставим соответствующими договорными обязательствами. И я не совсем понимаю, не совсем понимаю, отчего дело идет, как вы изволили выразиться, господин канцлер, «не так!»?
— Я сожалею, но дело действительно идет не так! — Гитлер повысил голос. — Речь абсолютно не о том! Не один рейх, но Польша и Венгрия тоже озабочены судьбой нацменьшинств, и это только справедливо. Поэтому у меня нет времени на пустые разговоры, и я вынужден ввести войска, чтобы оказать помощь Польше и Венгрии в их естественных притязаниях. Поляки и венгры тоже имеют право жить под одной крышей!
— Одну минуту, господин канцлер, — тревожно перебил Гитлера Чемберлен, никогда не знаешь, чего еще ожидать от этого человека! — Прежде всего, цель моего приезда к вам — это выработка упорядоченной процедуры, согласованной уже и нашим, и французским кабинетом, по передаче Судет Германии — естественно, при полном согласии Праги. Во время нашей прошлой встречи речь шла лишь об этом. Я сделал все, что в человеческих силах, чтобы разрешить неблагополучную ситуацию с немецким нацменьшинством, проживающим в Чехословакии. Нельзя допустить, чтобы работа на пользу мира была сорвана. Конечно, гарантии, которые мы с вами предоставим Праге, после изменения границ чешского государства не могут рассматриваться как постоянные. Прецедент существует! Мы же пересмотрели Версальские соглашения, определившие границы в Европе. С учетом созданного прецедента, с учетом новых изменений границ Чехословакии мы сможем снова начать мирные переговоры и определить, насколько правомерны претензии Варшавы и Будапешта.
— Опять переговоры? — закричал Гитлер, воздев руки к небу. — Опять переговоры! Это неприемлемо для меня. Мне проще разом оккупировать всю страну и разом разрешить все проблемы. Я провел консультации с польскими и венгерскими представителями и настаиваю на скорейшем удовлетворении всех требований к Чехословакии — и не позже 1 октября, нет, еще раньше, до 26 сентября! Четырех дней довольно. Путь переговоров исключен — они бесполезны! Я решу вопрос с позиции силы, и это будет справедливо!
«Кошмар, какой-то кошмар, как в сумасшедшем доме, когда не знаешь, следует ли речь больного принимать за истинную жалобу или за параноидальный бред… — Чемберлен опустил голову. — Новые требования, новый нажим, необходимость новых уступок… Нет, я не перенесу еще одного совещания, подобного тому, что состоялось 18 сентября. Я поставил на карту свою политическую репутацию».