Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
— Это вы свои профессиональные качества раскрываете, господин Сибирцев? — биолог Борисов, который ушел на несколько метров вперед, поправил на переносице очки и продолжал что-то разглядывать под довольно старой сосной, кора ствола которой стала такой морщинистой, что в некоторых местах потрескалась.
— Да, я изучал науку о рельефе земной поверхности и стараюсь всегда использовать накопленные знания, — сухо ответил тот. — Но здесь, скорее, личные наблюдения...
— Понятно... — Тихон Павлович опять поправил очки — они постоянно съезжали с переносицы, потому что тот низко нагнулся, чтобы увидеть что-то очень важное у себя под ногами. «Небось, божью коровку... —
Именно в этот момент биолог выпрямился и огляделся по сторонам. Потом обошел вокруг старой сосны и еще двух-трех ее подружек и только после этого восторженно воскликнул:
— Вот он, «ведьмин круг»! Идите сюда!
— Да что же это такое? — проворчал Сибирцев. — Вы, Тихон Павлович, ученый или... кабацкий мужик? Чертыхаетесь там... На муравейник наступили?
— Не угадали, уважаемый... Да идите же... ко мне!!! — довольно громкий голос переходил уже в крик.
Вокруг древнего дерева и еще трех сосен помоложе словно кто-то нарисовал ровный правильный круг из рыжиков. И был он диаметром метров пяти, а то и семи. Конечно, бросалось в глаза, что такая композиция не могла быть создана искусственно: кому это нужно — рисовать на траве круг, а потом, по этой линии, закапывать в землю ножки грибов одного и того же вида! Но ведь появиться этому кругу самому — такая идея казалась еще более фантастической! Ярко-оранжевые, переходящие в медно-красные тона, грибы на крепких ножках и с плоскими круглыми шляпками, а некоторые — и со сдавленными, особенно выделялись на ярко-зеленой луговой траве. Точнее, эта трава была такой насыщенной по цвету только снаружи окружности, внутри же ее она немного пожухла, как будто выгорела. Словно гномики с факелами побегали там и так подпалили растительность, что в некоторых местах появились плешины!
— Смотрите, это и есть «ведьмин круг»! — биолог Борисов не на шутку разволновался. — Столько слышал о таком чуде, столько читал, а вот вижу — впервые! Подождите! Так для рыжиков еще не наступила пора! Я точно знаю, что они зреют в августе! Ну, а если в июле, то... в конце... Откуда такая скороспелость?
Биолог усиленно жестикулировал, отчего его сухая фигура начала напоминать пугало огородное, заколыхавшееся под резкими порывами ветра. Почему-то именно такая ассоциация и появилась в сознании Арбенина, когда он увидел эти отрывистые движения Тихона Павловича. «Глупо! — подумал он. — Очень глупо...»
— «Ведьмин круг»? Странное название... — пробормотал Сибирцев. — Как будто и вправду дело рук нечисти...
И уже после маленькой паузы, как бы размышляя вслух:
— А если гриб сорвать? Он не ядовитый? А может, заколдованный?
— Конечно, заколдованный! — шутливо произнес Арбенин, который тоже подошел к рыжиковому кругу и внимательно его разглядывал. — Вот зажарите его — и попадете под особое влияние лесных духов. И как повезет: может, наградят они каким кладом, а может, и оставят навечно в своих владениях...
— Да что вы, Николай Петрович, типун вам на язык! Оставят навечно... Тоже сказали!
— Шучу я, шучу!
Сибирцев, на всякий случай, отступил от круга, тем более что со стороны поляны послышались приглушенные крики: «Ау! Господа! Поезд номер один отправляется с перрона...»
— Поехали! Кондратьев зовет! — голос биолога Борисова вернул всех в реальный мир.
— И все-таки непонятно, кто здесь важнее — ведьма или лесные духи? ... — эти слова Сибирцев произнес настолько тихо, что его услышал только стоявший рядом Арбенин. Но тот тоже не мог ответить
Глава 11.
До «конечной станции» — кургана близ маленькой деревеньки с чудесным названием Ельники доехали без приключений. Это местечко находилось за рекой Чусовой, на востоке от проселка, окруженное слева — холмами, а справа — хвойным лесом. Начинался он с лощины, где почва была более каменистой, а потом переходил в открытую равнину, отчего напоминал гигантский стол, застеленный темно-зеленой бархатной скатертью. Это если смотреть оттуда, с холма... А если в самом лесу... Интересно, что когда стоишь под деревом с запрокинутой головой — почти не видно неба, лохматые ветви елей загораживают его. И кажется, что все они одной высоты. Но это ведь не так! Одни деревья взрослеют, другие — только нарождаются...
Подводы оставили в подлеске, в тени — пусть лошади отдохнут как следует без привязи, под присмотром возчих. О настоящем привале и речи не могло быть, прохлаждаться в палатках — дело туристов, а не научных работников.
— Вот здесь очень удобно брать пробы грунта, видите, пласты земли как ножом срезаны, будто торт слоеный... — публицист Потапенко нежно провел рукой по крутому склону холма, словно погладил его. — Уж несколько лет, как здесь покопались археологи, может, поэтому восточный склон стал более крутым, чем другие... А может, ветер-проказник набедокурил...
— Действительно, здесь даже проглядываются совершенно разные по структуре слои почвы... — Кондратьев быстро подхватил тему. — Леонтий Иванович, возьмите, пожалуйста, здесь пробы!
— Да, я уже начал... Вот здесь какой-то камень с желтыми прожилками, даже скребок не берет... — его зам Скорожитовский сосредоточенно пытался набрать хоть немного из этого самого «слоеного пирога».
— Как вы думаете, Федор Алексеевич, — обратился Кондратьев к местному публицисту, — возраст этого рельефа очень древний? Если судить, конечно, по тем находкам, что откопали археологи. Навряд ли они занимались анализом почвы...
— Вы ведь видели в музее все предметы, Павел Ильич... Помните рубящие орудия, так называемые чоппинги? Так вот это отсюда! Примитивные, конечно, сделаны из галек кварцита... но все же... Они как раз и свидетельствуют, что здесь жили люди триста тысяч лет назад!
— Да, видел, и все же верится с трудом, что еще в эпоху палеолита в этих краях ступала нога человека! Насколько помню, природные условия были не самыми благоприятными...
— Это в позднем палеолите климат начал меняться! — осторожно высказался Арбенин. — А в раннем был вполне пригодным... И с потеплением даже появилась в тундро-степи пыльца дуба, липы, вяза, граба... Может, и других деревьев...
— Да-да, конечно! А с похолоданием — трав, березы, сосны, ели... — Кондратьев с легкостью поддержал своего коллегу. — Видимо, потому и слои почвы отличаются, что климат менялся... И не один раз.
— Когда в музее я проходил мимо вас, Павел Ильич, вы разглядывали кости древнего трогонтериевого слона. Помните, в центральном зале? — продолжал рассуждать Потапенко. — Так вот, эти кости — тоже найдены в этом кургане!
— Да что вы говорите?
— Да-да! Именно в этом! Вот вам и доказательство наличия ранних стоянок человека! Да, и кстати... вы ведь не будете возражать, что уже после трогонтериевого слона появились мамонты и шерстистые носороги? А еще позже — северные олени, бизоны, сайгаки, наконец, лошади?