Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
— Мы уже почти на Гляденовской горе! — громко произнес публицист Потапенко, так, что его слышно было на обеих подводах и повел рукой в сторону окрестностей. — Вот, видите впереди — это площадка городища... Не что иное как жертвенное место... здесь нужно оставить лошадей и пройти немного пешком...
— Я еще никогда не видел жертвенников! — признался Богдан Сиротин.
— Какие твои годы! — вставил зам Скорожитовский. — Еще все успеешь посмотреть... Радуйся, что не сидишь в душной лаборатории, а в свет вышел...
— Спасибо, Леонтий Иванович, я радуюсь...
И уже обратившись к Потапенко:
— А здесь действительно приносили в жертву... животных?
— Да, здесь археологи раскопали множество миниатюрных сосудиков для жертвенной крови. Но главное — нашли черепа... медведей и лосей, останки жеребенка...
— А людей — тоже?
— Да, Богдан, и людей, так сказать, человеческое погребение, — произнес он настолько серьезно, что невозможно было понять — насмехается или нет над пареньком.
— А сейчас здесь уж ничто не напоминает, что когда-то был жертвенник... — вздохнул тот.
— Почему же? И сейчас земля метра на полтора-два смешана с костным пеплом... И кости еще встречаются, те, что не до конца сгорели... А кое-где — и не только зажаренные, но и сырые!
Богдан шмыгнул носом, приняв последнюю фразу «чичероне» за шутку. Но тот, почувствовав это, напротив, заострил тему:
— Не шучу я, они и уплотняют земляные пласты...
И уже, обратившись ко всем:
— Смотрите, господа, очень хорошо прокаленная глиняная поверхность площадки... Скорее всего, здесь и разжигали костер. А вот эти земляные валы с трех сторон остались еще с тех времен... Правда, немного осели...
Потапенко подошел к какой-то ямке и ковырнул в ней небольшой палочкой, которую, видимо, для этих целей и подобрал по дороге.
— Столбовая ямка от деревянных идолов... Смотрю, может, что-то осталось там...
– Да-да, конечно, осталось, Федор Алексеевич, вчера барана зажаривали.... — Кондратьев подошел сзади и тоже внимательно начал разглядывать эту выемку, хоть вслух и высказал сомнение. — Так что там за фото у вас? Похвастайте!
Потапенко раскрыл простенькую серую папку, которую до этого нес под мышкой:
— Вот, полюбуйтесь, здесь несколько находок именно с этого костища...
На фото были фигурки животных, большей частью — фрагменты, с отколотой ногой или частью туловища — трудно представить, что столько веков пролежали они в земле и остались бы целехонькими. Но даже по этим кусочкам можно было легко восстановить, что именно за зверя хотел изобразить мастер.
— Это — мелкие металлические изображения животных, которых приносили в жертву вместо живых... Кстати, есть и человек... — он бросил взгляд в сторону Богдана Сиротина, высказывая тем самым свое мнение о том, что уж не столь жестоки были люди. — Вот здесь — лошадь, да, конечно, она... Это — летящая птица. А это — козел... И сколько, думаете, ему лет? — публицист сделал многозначительную паузу и завершил. — Посчитайте сами, если родился он не позже четвертого века после... Рождества Христова, но, возможно, даже и в третьем, а то и во втором... до Рождества...
Кто-то от удивления тихонько присвистнул, наверно, Богдан. Федор Алексеевич сделал вид, что не заметил:
— Самые ценные — бронзовые фигурки медведей в характерных «жертвенных» позах. Вот так выставляли убитого зверя во время «медвежьих праздников»... И вот еще что, господа... Вы читали работы Спицына о культе звериного стиля?
Арбенин с Сибирцевым молча переглянулись. Надо же, только вчера обсуждали эту тему... Но не стали ничего добавлять к рассказу известного краеведа и публициста. Другие участники экспедиции, а в это время все они вплотную стояли рядом с Потапенко и внимательно разглядывали фотоснимки, тоже молчали.
— Конечно, читали! — с опозданием произнес Кондратьев, заполнив тем самым паузу.
— Отлично! Возьмите эти снимки, Павел Ильич, пригодятся для отчета. Да, и обратите внимание, здесь есть и фото бус, железных и бронзовых наконечников стрел, наконечников копий и дротиков... Даже какой-то древней монеты, по-моему, китайской...
— А какому божеству поклонялись в те времена люди? — спросил Богдан Сиротин.
— Любой школьник тебе скажет, что верования были... языческими, так что, вполне возможно, что главным божеством была... скажем, вон та огромная ель!
— Ну и ну! — опять чуть не присвистнул практикант.
— Вы взяли пробы грунта, Павел Ильич? Отлично! Тогда продолжим путь.
***
От Гляденовского костища дорога шла на северо-восток, по каменистой почве, виляя между невысокими холмами и на некоторые из них поднимаясь. Но уже через несколько верст как будто бы успокоилась — глазам предстала равнина, покрытая лесом. И сразу же с востока пахнуло хвоей, словно перед Новым годом, когда в дом заносят молодые ели или хотя бы их мохнатые ветви. Справа от дороги оставался смешанный, а может быть, и чисто хвойный лес, и Арбенин повернулся к нему, чтобы рассмотреть хотя бы издалека. В это время первая подвода остановилась — видимо, такое же желание увидеть лес вблизи возникло у кого-то из пассажиров, а потом выехала с проселочной дороги на покрытую невысокой травой поляну.
— Эге-гей, господа, идите сюда! — махнул рукой в сторону «второго эшелона» Кондратьев, видимо, он и был «зачинщиком» привала. — Пять минут... не больше... Дорога еще долгая!
Ну и красота! За поляной росли несколько березок: словно девки в ситцевых платьицах водили хоровод, да так и замерли на месте. А за ними начинался живописный бор — из сосен, выстреливающих в небо высокими стволами, затянутыми в эллипсообразные коконы из пушистых игольчатых лап.
— О, какой здесь чистый и ароматный воздух! — воскликнул Арбенин, приближаясь к деревьям. — Может, потому, что бор довольно прореженный?
— Это матушка-природа его таким создала! — пояснил геоморфолог Сибирцев. — Я бывал в густых елово-пихтовых лесах, так там под навесами угрюмых великанов — полумрак и влага... Через густую хвою с трудом пробиваются лучи солнца.... поэтому такой... застоявшийся воздух... А сама обстановка настолько мрачная, не приведи, Господь, одному остаться.
Он замолчал, видимо, вспомнил какой-то курьезный, а может, и печальный случай.
— Так вы бывали в этих краях? — переспросил Арбенин.
— На самом севере губернии... — ответил тот. — И причем, очень давно, еще будучи студентом... Кстати, по лесным насаждениям легко можно определить характер почвы... Вот здесь, например, она должна быть песчаной и каменистой. И очень скудной...