Прощай генерал… прости!
Шрифт:
Что касается квартиры, то тут все верно, недавно у соседа Филенкова имел он счастье оценить «удобства» давно отслужившей свой срок хрущобы. Малогабаритка двухкомнатная, девять и тринадцать метров, на кухне не повернуться — двоим уже тесно… А насчет машины? Даже старая иномарка хороших денег стоит. Значит, что же, какие-нибудь шальные бабки могли свалиться на голову? А с чего бы им взяться? Или парень увяз в таких серьезных делах, о которых не то что говорить — думать опасно?
Но, к сожалению, ничего больше жена так от него и не узнала. А потом случился этот срыв, запой, Леонид был в ярости, в разобранном виде бормотал, что его подставили, а он им этого не спустит… Да куда уж там — спускать-то! Сам лыка не вязал, а все грозил кому-то. Стыдно от людей было, вот и врала всем, что нет его дома, уехал он, а куда — не сказал. И, как назло, все звонят, интересуются, на улице останавливают — и знакомые, и чужие, кого никогда прежде не видела. А потом из прокуратуры зачастили с повестками… Она же, уходя в больницу, запирала его и ключи с собой уносила. До вчерашнего дня, когда он уже вроде пришел в себя и все порывался сходить в гаражи, машину проведать. Лида и оставила ему ключи, а оно вон как обернулось… И про пустырь тот заросший, за гаражами, ей тоже известно, собираются там местные автолюбители и поддавалы.
Вот теперь уже Филипп окончательно понял, что никакой ошибки с трупом быть не может, да Лидия и сама все понимает.
Мебель, значит, новая… машина… квартира… Но что ж это все-таки за бабки? Или, может, те, что ему были обещаны в том случае, если он изменит свои показания? А когда он их изменил, его попросту кинули? Как это делают все, без исключения, бандиты?
Но если это так, то практически в аналогичном положении должны оказаться и все остальные свидетели, которые вдруг также по неизвестным причинам резко изменили свои показания! Ни себе хрена, как выражается тот же Александр Борисович!
Прощаясь, Филя настойчиво и серьезно посоветовал Лиде какое-то время не появляться дома, все равно тело для похорон не отдадут, пока не будут соблюдены все следственные формальности, а их немало. Так что рассчитывать можно будет не раньше, чем только через неделю, и это в лучшем случае. А за это время Филя обещал организовать материальную помощь от управления, в котором трудился Леонид, он лично встретится с его начальником, о чем тоже никому рассказывать не надо. В общем, ему важно знать, где найти ее в случае крайней необходимости, а еще нужно, чтобы она помогла ему осмотреть дома вещи мужа, возможно, обнаружатся какие-нибудь следы, которые помогут разгадать тайну гибели Леонида. Но сделать это придется тихо и аккуратно, чтобы никто из посторонних или соседей их не видел. Вот, кстати, и ей представится возможность взять с собой на время необходимые вещи.
Словом, убедил. И обещал подъехать за ней часам к десяти, когда совсем стемнеет.
«Да, — сказал себе Филя, отъезжая от больницы, — совсем неожиданный возникает вариант! Это ж надо — всех разом скупить на корню! Не затратив при этом, скорее всего, ни копейки… А мы тут о каких-то правилах, ха-ха!»
Единственное, что в некоторой степени подняло настроение Агеева — это как бы между прочим произнесенная Ангелиной Петровной фраза по поводу Катерины Ивановны: «Кажется, у нас появилась уверенность…» Но одновременно с этим возникла и новая забота — теперь с нее глаз нельзя спускать. А лучше всего упрятать так, чтоб никто не сумел отыскать. Хотя бы до конца расследования. И этот фактически неотложный вопрос надо так же срочно обсудить с Александром Борисовичем… И срочно лететь в Саяны… И… все сразу и все срочно…
Глава седьмая
НЕРВЫ СДАЮТ…
1
А где же наш любезный адвокат?! Отчего это не маячит перед глазами его седая, благообразная шевелюра? Отчего не слышатся вкрадчивые, проникновенные речи?..
Вот уже несколько дней прошло, в течение которых Александр Борисович старательно изображал тягучую, как всякая рутина, трудовую деятельность старшего следователя по особо важным… преступлениям, естественно, а об адвокате — ни слуху ни духу. Будто враз испарился. Нет, конечно, можно было бы и позвонить ему на мобильник, но делать это Турецкому почему-то не хотелось. Он им нужен, пусть сами и проявляют инициативу…
Между прочим, вопросы-то у них к нему уже могли бы и появиться. Вот съездил он к Валерию Леонидовичу Найденову, прослышав, что председатель аварийной комиссии собирается вылететь в Москву, и неизвестно теперь, когда вернется. Они сразу узнали друг друга. Турецкий тут же сослался на Сергея Сергеевича Нефедова, Найденов вспомнил насчет «ватерпаса» и с усмешкой сказал:
— Все возвращается на круги свои… Вот и меня ждут очередные неприятности в Москве. А вы, Александр Борисович, можете поговорить с нашими специалистами, которые практически завершили исследование «останков», так сказать, покойного «мишки». Если желаете знать мое личное мнение, то взрыва, на который указывали отдельные свидетели, не было. А вот соображения по поводу неожиданного в горных условиях снежного заряда я не стал бы отрицать категорично. Но все это вам объяснят и покажут специалисты.
— Значит, диверсию вы отвергаете? — без всякого стеснения, в лоб, спросил Турецкий.
— Боюсь вас разочаровать, — улыбнулся Найденов, — но я не совсем понимаю, что вы называете диверсией? Сознательный бросок машины на высоковольтные провода — это да, диверсия. Но кого вы назовете камикадзе в данном случае? Вам же известны личные дела летчиков… Может быть, имелись другие варианты? Не знаю, комиссия рассматривает голый факт, а не предположения. Удар в днище машины имел место, и значительной силы, на что указывает деформация отдельных элементов корпуса, но происхождение этого удара, его источник, для нас по-прежнему загадка…
Валерий Леонидович не изображал из себя, как считали многие из его окружения и о чем помнил Турецкий, этакого всезнающего Зевса-громовержца. Он тоже был подвержен сомнениям, поэтому и не торопился с окончательными выводами. Работает комиссия, чего вам еще надо? Придем к единому мнению, составим собственное заключение, естественно, проинформируем соответствующие инстанции. И уже одно то, что Найденов усомнился в выводах следствия, которое утверждало, что катастрофа вызвана неверными действиями экипажа, а проще говоря, всему виной— преступная халатность летчиков и так далее, — все это говорило сейчас в его пользу. Хотя, возможно, кое-кто и готов был приписать ему желание защитить, так сказать, честь мундира своего авиационного ведомства. Да, впрочем, какая уж тут защита, если само ведомство, в лице Восточно-Сибирского управления, возглавляемого Нефедовым, поторопилось признать собственную вину… правда, только на восемьдесят процентов. И это, похоже, не кокетство местных руководящих чиновников, демонстрирующих, будто они вовсе не собираются перекладывать ответственность за гибель людей на чужие плечи, нет, похоже, они и в самом деле считают себя виноватыми, но, конечно, не полностью. Значит, подразумевается кто-то еще? И кто же? Службы наземного обеспечения полетов? Которые, кстати, виноваты бывают всегда и во всем. Но, кажется, на этот вопрос Найденов ответа пока так и не нашел…
А вообще, конечно, исчислять в процентах собственную вину за смерть человека — занятие малодостойное и уж вовсе не почтенное, как выражались в старину, когда при аналогичных обстоятельствах и в отставку подавали, и даже пули себе в лоб пускали, чтобы смыть позор… Но это, опять-таки, в далеком прошлом… Куда уж нам, с нашим-то пониманием профессиональной, да и просто человеческой чести!
Позже, переговорив с членами комиссии, которые исследовали обломки корпуса и механизмов, доставленные в ангар с места падения машины, Александр Борисович и сам в полной мере оценил суть сомнений начальника аварийной комиссии.
Вот пассажиры утверждали, что был взрыв. Потом они же «переиграли» на пургу. Позже возникали предположения, что мог быть удар воздушной волны от сорвавшейся где-нибудь поблизости лавины. Специалисты из комиссии летали на «точку», или, как они называют, «на яму», осматривали все вокруг, изучали, но свидетельств схода лавин не обнаружили.
Опять же, если говорить об усилении ветра, то на горном перевале, особенно в это время года, ветрено практически постоянно, но ведь и вертолеты летают в тех местах так же регулярно — и не падают. Упертые синоптики, обвиненные во всех смертных грехах, стояли на своем: по их данным, пурги не должно было быть. Не должно или не могло? А вот тут уж черт ее знает, все же погода…