Прощай генерал… прости!
Шрифт:
И вот наконец открытый, даже вызывающий, демарш «важняка»! Будем брать свидетелей за хобот! С угрозой применения уголовной статьи. Вопрос: а почему нельзя это сделать на законных основаниях, днем? Почему ночью?.. Ага, а ответ такой: потому, уважаемый Юра, что ночью они все обязательно окажутся дома, те, кого выписали из больниц, это известно… (Даром, что ли, Филя время здесь терял?) Ну да, допросы среди ночи незаконны, это крупные нарушения, превышение должностных полномочий и так далее. И пусть! Наше дело добыть истину, а победителей, известно, не судят! Вот и действуем с тобой по этому
Весь этот монолог Турецкий собирался произнести перед Серовым, когда они уже усядутся в машину и тот обязательно начнет «выяснять». Не раньше. Пока же надо было показать возможным наблюдателям, что он всерьез готовится, по меньшей мере, к операции захвата. На самом же деле просто полежать в номере, отдохнуть, привести мысли в порядок. И заставить их засуетиться. Не могут же они не отреагировать на столь резкий и неожиданный его шаг! Значит, постараются перехватить, что называется, на взлете…
И Турецкий усмехнулся по поводу несколько скабрезной ассоциации этого выражения со старым охотничьим анекдотом про английского лорда, заставшего свою супругу в объятиях егеря. «Было бы чертовски спортивно, сэр, — заметил слуга, — если бы вы взяли его на взлете!» Вот именно…
2
Он специально отказался от услуг водителя, сам усевшись за руль. И это была еще одна приманка. Лишний человек — лишний свидетель. К тому же шофер из прокуратуры — не просто свидетель, а должностное лицо при исполнении, тут большая разница, и можно крепко «налететь». Что же касается Юрия Матвеевича, то если он куплен, его и стесняться особо нечего, но алиби ему все равно обеспечить придется. Вот такой получается расклад…
В самом деле, логически рассуждая, что сделать проще и безопаснее для себя: произвести тотальную зачистку, избавившись разом от всех ненужных свидетелей, которые, глядишь, возьмут да и расколются, или крепко припугнуть (может, для начала и не убирать вовсе) причину беспокойства, то есть московского следователя? Конечно, второе. Вопрос — как это они себе мыслят? Для этого и нужен Юра, с одной стороны, и Сева — с другой. Но не для того, чтобы осуществлять силовую защиту, а только фиксировать происходящее. Документировать, так сказать.
И с этой целью, едва Серов, недовольный и мрачно насупленный, появился в номере гостиницы, беспечно улыбающийся Турецкий приветливо его встретил, дружески похлопал по плечу, по-хозяйски гостеприимно помог снять куртку и сам повесил ее на вешалку в прихожей. Не забыв при этом аккуратно воткнуть под воротник булавочку миниатюрного микрофона. Сам он был уже в этом плане полностью экипирован.
Потом, чтобы взбодриться перед операцией, они выпили по чашке хорошего кофе, который принесла им из буфета горничная, и, когда позвонил снизу шофер и сказал, что машина у подъезда, стали одеваться. Серов все нетерпеливо ждал, что скажет Турецкий, а он говорил о чем угодно, только не о деле. Даже вспомнил далеко не самое значительное, одно из прошлогодних своих дел, когда ситуация складывалась очень похожей на сегодняшнюю. Там тоже пришлось подставиться, причем в буквальном смысле, ибо иного варианта
Возле машины, когда водитель передавал ему ключи, Турецкий, как бы между прочим, огляделся. Впереди справа, на платной стоянке, ближе всех к нему стояли джип и «ауди» — обе машины с включенными подфарниками. А слева, у противоположной стороны фасада гостиницы, возле сверкающих иллюминацией дверей супермаркета, приткнулся к бордюру серенький такой, невзрачный «жигуленок». Знакомый! Видно, Филя передал его друзьям «по наследству». Так что в смысле поддержки можно было не сомневаться.
Но недаром же замечено: Бог-то он Бог, да сам не будь плох! Тем более что рядом сидел нахохленный и откровенно недовольный неприятной своей ролью, весь какой-то рыхлый и словно помятый Серов. Да, с таким настроением на серьезные операции лучше не отправляться. Однако сам виноват.
Отъезжая, Александр Борисович взглянул в зеркальце заднего обзора и увидел, как немедленно следом за ним тронулись и джип с «ауди». Мысленно похвалил себя: вычислил эти две среди других машин на стоянке правильно. Ну а уж за «Жигули» можно было не беспокоиться, там сидел профессионал, который четко знал свою задачу.
— Куда мы, в конце концов, едем? — обиженным тоном спросил Серов. — И почему следственные мероприятия вы решили проводить среди ночи? Это же все незаконно, есть установленный порядок…
Вот-вот, то самое… Даже на «вы заговорил! Для кого это, для них, что ли?
И Турецкий произнес тот самый монолог насчет незаконных способов добывания истины, при котором правда остается с победителем, а кто боится за свой стул, может и не рисковать. Но скорости Александр Борисович тем не менее не сбросил, даже если бы Серов сейчас решил-таки «не рисковать» и покинуть машину, на что имел полное право. А он промолчал. Видимо, потому, что ему так приказано…
Впрочем, через короткое время все встанет на свои места. А разочаровываться в человеке противно!..
Значит, едем мы сейчас с тобой, Юрий Матвеевич, на Восточный проспект, к нашему замечательному газетчику Евгению Ивановичу Ефременко, который, как известно, почему-то старательно избегает повторной встречи со мной, предпочитая изображать большую занятость. Но ночами-то он, надеюсь, спит все-таки в собственной постели, хотя… кто их знает, этих прохиндеев из печатных органов…
— Но ведь можно позвонить, предупредить человека?..
— А зачем? Разве наш визит будет ему так неприятен? Или ты считаешь, будто ему есть что скрывать от нас?
Турецкий небрежно цедил слова, а сам внимательно наблюдал за автомобилями, едущими сзади. Вот скоро впереди откроется широкий проспект с многорядным движением, где, скорее всего, и должен разыграться небольшой спектакль, который даст преследователям некоторую фору. Нет, не станут они, конечно, убивать редактора «Енисейских огней»: кому на пользу такая громкая акция? Но они сделают все, чтобы московский «важняк» уж сегодня, во всяком случае, с ним не встретился. Как это сделают, было бы очень интересно знать.