Прощай, Германия
Шрифт:
Подходит срок мне меняться и возвращаться домой, а что моя семья в Германии видела? Ничего! Военный городок, полигон, соседний немецкий посёлок, даже скорее большая немецкая деревня и леса вокруг гарнизона, ах, да забыл, ещё вокзал во Франкфурте. Приедешь домой, а рассказать и нечего, только служба: учения, наряды, караулы, стрельбы и вождения. А ведь, сколько тут можно посетить и посмотреть интересного!
Пригласил я перед расставанием Ганса в гости, пиво пьем, обнимаемся, задушевно прощаемся, чуть ли не целуемся. Под распитие горячительных напитков и пустые разговоры, предлагаю ему осуществить вояжи друг другу в гости: он к нам с семьёй под Ровно, (я ведь «западенец», с Западной Украины), а мы с ответным визитом к нему, заодно тогда
Пьяненький Ганс с живостью откликнулся и с пониманием отнёсся к моей идее. Одобрил! Вижу по глазам — загорелся желанием, ему самому интересно побывать в местах, где его дед воевал. Обнялись, пожали руки и к завершению вечеринки хорошенько надрались шнапсом.
Через год, как и договаривались, я пригласил семью Ганса в гости, долго обивал пороги разных учреждений, справки собирал, чтобы друзья-немцы смогли посетить СССР. А по иному ведь никак: либо приглашение, либо в составе делегации или туристической группы. Объяснял всюду, что этот товарищ настоящий немецкий коммунист, крупный полицейский чин — начальник полиции района. Раздаю презенты: коробки конфет, шампанское, коньяки. В результате получилось всё удачно. Дали разрешение!
Встречаю моих немцев на вокзале, а прибыло всё семейство: Ганс, фрау и киндеры, две дочки. Везем их за двести километров в моё родное село на такси. Немцы в восторге от природы и от воздуха: охают, ахают, весело щебечут. С дороги сразу в нашу домашнюю баньку, из баньки сразу в речку и снова в парилку. Квасок в предбанничке, потом первача по стаканчику для здоровья и в хату. Тату и мати уже стол накрыли, который ломится от яств. Родичи выставили всё, шо могли: порося в жаровне целиковый, запечённые гуси и утки, копчёные куры, кровяные колбаски, яйца домашние, свежие овощи с огорода, и огурчики малосольные, картопля печеная, жареная, варёная с укропчиком, сало трёх сортов, грибочки разные, карасики жареные и запеченные, щука фаршированная, дюжина разнообразных салатов…
Эдик непроизвольно сглотнул слюну и вздохнул. Он сделал выразительные глаза и умоляюще попросил:
— Ваня!!!
— О, то ж! А ты думал! Вкусно рассказываю? Смачно? Нравится? — обрадовался Иван и достал из тумбы бутылку шнапса, стаканчики, быстро нарезал кусок сала с чесночком. — Захотелось к тому столу?
— Ещё бы! Даже дух захватило!
— Сам не могу усидеть на месте, хочу обратно к тому столу. Это словами не передать, это надо снедать!
Новые приятели живенько стукнулись стаканчиками, выпили, закусили. А Иван, пережевывая, продолжал свой аппетитный рассказ.
— Ах, какой у нас самогон! Да не один, поставили на стол самогон трёх сортов! Вино, водку и коньяк купили для немцев, на всякий случай, так фрау продегустировала все до единой домашние наливки. Ганс после баньки уже знает толк, пьёт первач. Никакую казённую дрянь они естественно пить не стали. Весь отпуск потребляли только натуральные сельские напитки. В общем, славно погуляли до утра. Накачали и Ганса, и его жинку, до полной невменяемости.
Утром я не успел опохмелиться, а к нам во двор шасть, стучится ближайший сосед. «Привет, говорит, Иван-красный командир. Как твоё життя?». «Добре, говорю, тильки башка трещит». «О то-ж! Слышал я у вас гости из заграницы». Киваю, да, немцы. «А можно ко мне их? Хочу угостить, пообщаться с культурными людьми». Почему нельзя? Можно… Вечером веду немцев к соседу. Тот тоже не ударил в грязь лицом, стол не хуже нашего уставил закусками и напитками. Хорошо посидели, с тем же результатом — Ганса на руках в хату принесли.
Утром сходили мы с немцем на речку, освежиться, полежали в прохладной воде, ожили. Возвращаемся, а у ворот другой сосед. «Привет, Иванэ! Как дела? Слыхал у тебя гости из неметчины? И у Мыколы они гуляли тоже. А ко мне можно? Уважь!»
И так понеслось…
За отпуск мы с немецкими гостями смогли обойти лишь малую часть села, а кому не удалось заполучить семейства Ганса в свою хату, долго потом обижались на меня и на тэту. Стали мы собирать их в обратную дорогу — загрузили дюжину сумок и торб. Сало такое, сало сякое, мясо копчёное, грибочки, рыбку вяленую и, конечно же, в поезд бутыль самогона столь полюбившегося немецкому товарищу.
Уехали гости дорогие, теперь вроде как наша очередь с ответным визитом ехать. Намекаю поздравительной открыткой, немцы тоже отвечают открыткой, мол, помним, и присылают вызов. Подгадываем отпуск летом и приезжаем своей семьёй: я, жена и наша дочь.
Ганс добросовестно встречает, подкатывает к поезду на служебной полицейской машине, привозит домой, там нас ждут все знакомые немцы: бургомистр, партийный секретарь, полицейские. В гостиной лёгкий фуршет: шнапс, вино, пиво, прохладительные напитки, на закуску крохотные бутерброды — канапе, жареные тосты, орешки, сухарики. Я половину бутербродов одним махом между первыми приветственными тостами съел. Жрать с дороги охота, хоть и неудобно, но потихонечку один за другим под разговоры уплетаю. Жена в бок пихает, мол, имей совесть, не позорь меня, скоро сядем за стол — набьёшь брюхо, а пока разговаривай с людьми. А как разговаривать когда в брюхе урчит?! Бутерброды скоро кончились, быстро допили пиво и шнапс, ещё некоторое время весело пощебетали, и вскоре гости разошлись. А наш друг Ганс тем временем предлагает ложиться спать.
Лежу голодный, ворочаюсь, в желудке урчит: я ведь слегка пьян и очень голоден. Тихо ругаю жену, что помешала перекусить. Она сама бедняжка ни крошки не съела, все соблюдала политес и тактично болтала с немочками. Ладно, думаю, утром хорошо позавтракаем, полегчает. Потом по плану надо будет мчаться осматривать достопримечательности Берлина, заскочить в Потсдам, полюбоваться на дворец Сан-Суси.
Но завтрак был снова лёгким. Гансова фрау опять нам пожарила по тосту, сделал кофе, мы с женой переглянулись, быстро перекусили и помчались на вокзал. Я еле-еле дотерпел! Заскочили в привокзальный гаштет, сходу набрали полную тарелку жареных колбасок, три порции айсбана, умяли всё, словно с голодного края сбежали! Наконец-то наелись, а то бы помер и не доехал до тех дворцов. Весь день провели в поездах, да на ногах, а я от этих прогулок чуть жив и ноги с трудом волочил к вечеру. Семья Ганса нас терпеливо ждёт к ужину: бутылка шнапса, пиво, сардельки и колбаски с капустой. Хозяева натянуто улыбаются, выпили, поболтали чуток, и спать — сил нет, умаялись. Утром опять торопимся на экскурсию. Завтрак — снова тосты с кофе. Слегка перекусили, и бежать на вокзал. Вечером приезжаем — смотрю, фрау косится на нас и губёшки свои узкие змеиные ещё тоньше поджимает. Морда у неё дюже недовольная, будто животом мучается.
«В чём дело?» — спрашиваю друга. Ганс глаза виновато отводит и тоже мнется, но выдавливает из себя, наконец-то сбивчиво.
«Понимаешь, комрад Иван, крайне накладно нам содержать тебя и твою семью. Мы вышли из бюджета. Фрау недовольна».
Достает какой-то листок бумаги с расчётами, вижу куча цифр ровными столбиками. Бубнит что-то, а я суть не улавливаю, кровь к голове прильнула, ни хрена не соображаю.
«Разумею, друг Ганс! — отвечаю я ему, — Нам и завтраки не нужны. А уехать не можем, что поделать, мы ведь на месяц планировали, мы вас не стесним, главное ночлег, будем с утра до вечера по музеям мотаться».
Вижу, немец мгновенно просветлел лицом, радуется.
— Иван, ты не обижаешься?
Я не выдержал и отвечаю:
— Да нет, полный порядок. Однако же я не экономил на гостях, тебя и фрау месяц радушно и хлебосольно принимал.
Сказал я ему это весёлым, слегка язвительным тоном, а у самого на душе кошки скребут. Ну, думаю, скотина, жрал у меня в три горла кур, мясо, сало, самогон отборный пил, а тут поджаренного куска хлеба ему жалко.
Немец сделал морду официальной, мерзкой, настоящей протокольной и заявляет: