Прощай, Германия
Шрифт:
Эдик тряхнул опьяневшей головой пытаясь собраться с мыслями, и удивленно поднял бровь.
— Кто такая Клавка? И в честь чего она собралась меня приютить?
— Ну, та, которая поила тебя из туфли. Хорошая бабёнка, боевая, весёлая, живет одна, муж по пьянке на машине разбился. Она больше года как вдова.
Громобоев непонимающе посмотрел на ухмыляющегося друга и произнёс недовольным тоном:
— Совсем сбрендил? А куда девать Анжелику? Она меня сразу кастрирует, у нас ещё с катания на машинах уговор — спать вместе…
— Спите втроём, кровать у Клавки широкая! Или боишься не справиться с двумя?
Афоня словно молодой жеребец радостно заржал во весь голос, половина гостей, те, кто был трезвее, повернулись к ним, пытаясь понять причину бурной радости жениха.
— Что ты орёшь! — прошипел Эдик. — Не ссы, справлюсь, но как-то неловко…
— Не ловко — это когда на потолке! Как-нибудь устроитесь и договоритесь. Ну, да это уже не моя печаль. Бери с собой побольше водки и вина, постепенно всё устаканится.
Так и сделал. Понятное дело ситуация вначале, действительно, была крайне неловкой. В квартиру Клавы пришли глубоко за полночь, разговор поначалу не клеился, но выпили по сто граммов, и постепенно женщины свыклись с мыслью, что спать придется всем вместе. Пошептались, посмеялись, перемигнулись.
— Чур, я в центре, — попросил Эдик.
— Конечно! — одобрила его желание хозяйка. — Неужели приличные и нормальные девушки лягут рядом друг с другом…
— Раздеваемся? — вновь уточнил Эдик.
— Нет, одетыми завалимся, а ещё и в тулупы завернёмся… — хихикнула Анжелика.
Клава хлопнула очередную рюмку, на посошок, включила торшер в дальнем углу, погасила верхний свет и шустро скинула всю одежду.
— Ох, и соскучилась я по мужику!
И Анжела, в свою очередь, тоже не задерживаясь, разделась, а потом, весело хохоча и не сговариваясь, накинулись на чуть опешившего и растерявшегося Эдика, принялись стягивать с него брюки и рубашку, отдирая пуговицы «с мясом»…
Утреннее пробуждение было неимоверно тяжелым, но не только от выпитого: ломило все кости, ныли мышцы, словно ночью не наслаждался, а разгружал вагоны с картошкой. Громобоев явно переоценил свои силы, вернее сказать — недооценил способности противника. Уснуть удалось на рассвете, а до первых лучей солнца эти чертовки не шли ни на какие сделки и призывы к совести, не поддавались на уговоры и увещевания даже о передышке. Им явно понравилось резвиться и экспериментировать, использовать молодого капитана в качестве подопытного кролика. Девицы, конечно, тоже немного умаялись, хотя виду и не подавали, лишь согласились прерваться на несколько часов и передохнуть до обеда…
Эдик воспользовался их оплошностью — позорно бежал с поля битвы полов. Пока одна ещё спала, а вторая принимала душ, Громобоев быстро оделся, написал записку Анжелике, с адресом как его найти, если вдруг понадобится (не давать же телефон военного коммутатора), заскочил к Сашке за своими орденами и, не прощаясь с разбитными подружками, отправился домой.
Это оказалось делом нелёгким, в субботу между деревнями транспорт почти не ходил: редкие попутки тормозить не желали. Эдик даже принялся махать червонцем — это действие тоже не произвело никакого эффекта.
— Чёртова глухомань!.. мать! — выругался Громобоев. — Ладно, пойду пешком, хоть и до самой станции, лишь бы остаться в живых! Второго такого сеанса кувыркания мне не выдержать!
Капитан не спеша потопал по обочине шоссе, насвистывая весёлые мотивы и прокручивая в голове самые интересные и увлекательные моменты прошедшей ночи. Пару километров Эдуард осилил пешком, а потом улыбнулась удача, его нагнал рейсовый автобус. Едва спина и зад коснулись жесткого дерматинового сиденья, силы окончательно покинули его и он провалился в сон. На станции водитель крепко тряхнул Эдика за плечо, пытаясь разбудить.
— Вот, блин, разморило… — потряс головой Громобоев. — Извини, друг, выхожу…
Возле перрона стоял ларёк, капитан купил две бутылки пива, чтобы чуть опохмелиться. Утолив жажду целительной влагой, он сел в подошедшую электричку и проспал ещё два часа кряду до самого вокзала.
В воскресенье он вовремя прибыл к подъёму, чем несказанно обрадовал Туманова, и тому не пришлось искать замену для дежурства по батальону. А в понедельник Эдик естественно не мог не похвастаться подвигами. Товарищи недоверчиво расспрашивали и требовали подробностей, их явно обуяла чёрная зависть. Шершавников некоторое время сомневался в правдоподобности рассказов о свадьбе и женщинах, требовал доказательства, или проставы за ложь и хвастовство.
Однако доказательства прибыли сами. Через неделю Анжелика не выдержала разлуки и приехала в гости навестить сбежавшего кавалера. Эдик извинялся, промямлил о необходимости прибыть вовремя на службу, но девушка не сердилась. Тут они удачно столкнулись с нач-штаба, неспешно прогуливаясь под окнами его дома, нежно держа друг друга под ручку. Василий вышел с мусорным ведром во двор и в первый момент остолбенел, затем невольно присвистнул, окинул оценивающим взглядом красавицу, цокнул языком, и одобрительно покачал головой.
— Расслабься, завистник! Не забудь, с тебя пиво, — подмигнул коллеге Эдик. — И не напрягайся, Вася, я же тебе говорил, что рожденный пить, сам понимаешь, баб… не может…
Роман с Анжеликой протекал бурно, страстно, но был скоротечным. Девушка настойчиво стремилась выйти замуж и искала подходящего партнёра, о чём сразу рассказала Эдику во время очередной ночной передышки. Некоторое время Громобоев был без ума от этой красивой девушки, ему нравились бешеный темперамент Анжелы, неуёмная страсть, непосредственность и непритязательность. У него даже мелькнула мысль попробовать жить вместе, однако стоило однажды на нетрезвую голову сболтнуть, мол, надо заскочить и проведать дочь, да потом поведать о своём сложном и запутанном семейном положении, как молодая подруга практически сразу испарилась. Анжелика не прощаясь, сбежала со скоростью последней электрички, пока он вышел в магазин за шампанским. Красотка даже не дала собою насладиться пылкому любовнику напоследок…
Громобоев недолго переживал этот быстрый разрыв с юной красоткой. В одиночку выпил шампанского, на следующий день догнался коньяком, слегка погрустил и успокоился. Зато Шершавников злорадствовал, мол, не по Сеньке шапка, уже староват стал в прошлом резвый конь, видимо теперь уже глубоко не пашет.
А через неделю, Эдуард поехал повидать дочь. Ксюшка играла с подаренной большой куклой, не сползая с колен, просила папу не уходить. И Громобоев не ушел. Блудный муж покосился на Ольгу и сказал: