Прощай, предатель
Шрифт:
Мила замолчала. Что называется – умному достаточно. Как все просто – только устрой, чтобы тебе не стали стрелять в голову.
– Все, Антон… Я ухожу, а тебе… Желаю удачи! – Мила поднялась и направилась к выходу.
…Остановить ее я не пытался. Разговор был окончен – все, что можно было сказать, было сказано. Каждое слово в этом разговоре стоило многого – еще не раз придется мысленно проиграть каждую фразу, взвесить ее и осмыслить…
Еще подростком я вычитал в какой-то книге (кажется, Анатолия Рыбакова) эффектную фразу – «Плохого времени не бывает. Бывают плохие люди»… Мне она тогда показалась очень точной и верной. А что я могу сказать теперь? Каким человеком стал я? Или я всегда им был, прямо с момента рождения? И каким человеком была и есть Мила Стебелькова?
…Они, работодатели окаянноокие, вроде «народных мстителей» отстреливают руками таких, как я, всякую погань, от зарвавшихся бандитов до ненавистных народу олигархов. И они, и те, кто за ними, кого я не видел и, надеюсь, никогда не увижу в дальнейшем – если оно у меня будет, дальнейшее. Но я-то понимаю – иной у них интерес. ВЛАСТЬ. Помните Ганса Христиановича? Перечитайте сказочки, подумайте…
Сперва они, сидя в своих «конторах», наблюдают, как из числа карьерных «ученых», бывших фарцовщиков, финансовых аферистов, несостоявшихся кинорежиссеров и рок-музыкантов, топча друг друга, выбираются на вершину кучи малы наиболее шустрые и свирепые особи. Некоторым, особо подающим надежды, даже помогают. Подкармливают, надувают до нужных размеров, а сами остаются за их спинами…
Ну, а по ходу процесса кто-то стал неуправляем, не оправдал ожиданий или просто стал ненужным. И понадобился такой, как я. Не самим же руки марать. А потом, по очереди, отпадет необходимость и в каждом из таких, как я. И никакие мы не санитары, не «народные мстители», а они – тем более. У них свой интерес в этом деле. Свой, шкурный. И такие, как я, у них – обслуживающий персонал. А я-то думал – санитары… Дурень я. Дурень синеглазый.
…Ладно, теперь-то какая разница. Одно бесспорно – против такого лома, как «контора», у меня нет приема, и ее предначертание придется выполнять. Аплодисменты и цветы меня мало интересуют, в последнее время честолюбие покинуло меня. А вот уберечь свою шкуру от Ледовского я постараюсь – в конце концов, перед Милой будет просто неудобно.
Работать надо завтра, ни в коем случае не откладывая – завтра Ледовский еще не ждет финала и будет страховаться вполсилы. И работать я буду не как «ковбой», а скорее как «снайпер», хотя и без соответствующего инструмента.
А что делать с Иваном? Поднять на него руку первым я не смогу – даже если Мила права, доказательств никаких. Ладно, что-нибудь придумаем.
Работать буду у входа в офис, на территории больницы, как подсказала Гордеева. Окно напротив входа в офис…
Используя вечерние часы посещения малолетних пациентов, я исходил все закоулки второго этажа, понаблюдал, как приходят и уходят посетители и медперсонал, как ведут себя дети. Попасть в корпус оказалось проще простого, несмотря на пост охраны в вестибюле. И помог мне в этом уважаемый товарищ Борис Аркадьевич! Тот самый бородатый, очкастый врач в мятой рубашке, который стрельнул у Ивана сигарету, когда мы впервые оказались на территории больницы. В бюро пропусков перед постом я сказал, что пришел посоветоваться с Борисом Аркадьевичем насчет своего племянника, который в третьей палате, на третьем этаже.
– Это кто же там у вас в племянниках? – Дежурная в бюро пропусков демонстрировала суровую бдительность.
– Ну как можно его не знать. Его там все знают. Он самый тяжелый…
– А-а, Дима Косицын… Сейчас. Борис Аркадьич, тут к Диме Косицыну и к вам тоже. Посоветоваться… Что? Уже была?.. Нет, это мужчина… Хорошо, выписываю.
Спасибо, добрая душа, Борис Аркадьевич. Как ты мне помог… Придется и завтра воспользоваться твоей помощью, ты уж не гневайся, так надо…
Если вас просят описать внешность человека, то вы всегда начинаете свой рассказ с каких-то характерных особенностей – лысая (или чрезвычайно волосатая) голова, высокий (или, наоборот, слишком маленький) рост, большой нос… Иногда на этом ваше описание иссякает. Все мы запоминаем в основном то, что бросается в глаза в первую очередь. Борода и очки оседают
Гримироваться я умел и любил. Еще с театрального кружка в районном Доме пионеров. Надо сказать – это особое искусство. Сейчас моей целью вовсе не было портретное сходство с Борисом Аркадьевичем.
Я наводил элементарную маскировку. Габариты у нас были примерно равные (он только, пожалуй, немного повыше и посутулей) и возраст примерно тот же. Нет, что ни говори – борода здорово меняет внешность человека. По крайней мере мою… Очки с простыми стеклами придали мне вид старшего научного сотрудника. Мне даже стало смешно… «Бизон» компактно пристроился под халатом, я поддерживал его рукой. На всякий случай возьму еще папку-скоросшиватель с бумажонками. Для маскировки. Вот так. Если специально не приглядываться, то ничего и не заметно.
Он, наверное, неплохой мужик, этот Борис Аркадьевич. Бессребреник, страдающим детишкам помогает…
Ну, поехали. Ивана с утра я отправил «готовить "девятку" к акции» – не торопясь проверить все узлы, заправить, еще раз сменить номера… Она мне не понадобится больше.
…Как действительно просто все гениальное… Особенно – если его, это гениальное, еще и удается воплотить в жизнь. Окно на втором этаже больничного корпуса, палата для мальчиков…
– Борис Аркадьевич, – окликнула меня какая-то медсестра в зеленом халате и шапочке. (Принесла же нелегкая!) – Ой, извините! – отшатнулась она, разглядев мое лицо поближе.
– Ничего, нас часто путают, – успокоил ее я, изобразив на лице подобие улыбки.
– Ой, я, по-моему, вас раньше не видела!
– А я у вас недавно. Если хотите, вечером можем встретиться.
– Ну вы скажете, – засмущалась медсестра и побежала дальше по своим делам. Искать Бориса Аркадьевича…
Время, время… Время – деньги, время – жизнь. Точнее не скажешь. Однако я уже был в корпусе. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Выздоравливающие детишки носились по коридору. Похоже, я рассчитал все верно. В конце шестидесятых возле Спасских ворот, почти в самом Кремле, была совершена попытка покушения на генсека Леонида Ильича. Какой-то лейтенант, выгнанный из армии, переоделся в милицейскую форму, проник в оцепление и выстрелил пару раз по мчащемуся «членовозу». Его, конечно же, сразу скрутили. Брежнева, кстати, в «членовозе» не было, а был очень похожий на него прической и бровями космонавт Береговой, но это уже не так важно… Как же, спрашивается, мог проникнуть в милицейское оцепление совершенно посторонний и никому не знакомый человек? Да очень просто. В оцеплении стояли сотрудники отделений милиции, находящихся в окрестностях, – такой тогда был порядок. Так вот, менты из одного отделения решили, что незнакомый им человек в форме – новый сотрудник другого отделения. А сотрудники того отделения думали точно так же… Вот и вся конспирация. Так же и я. Одни думают, что я Борис Аркадьевич, другие – что молодой доктор, просто похожий на него, третьим это вообще до лампы, им и своих забот хватает…
Спокойствие, главное, спокойствие… Вот я уже и в заветной палате.
– Ребята, попрошу всех в коридор, проветрить надо! Пока не позову, не входите. Скоро по телевизору новый мультфильм будет… Все ходячие? Ты – нет? Ты – Дима Косицын? Ну тогда отвернись от окна и укройся одеялом с головой, только дырочку оставь, чтобы дышать. Тебе помочь? Сам? Молодец, давай…
Я мысленно молил Бога только об одном – чтобы никто из секьюрити не открыл огонь по окнам. Все-таки здесь были дети, как ни цинично это звучит в моих устах.
Однако они пунктуальны. Подъехали ровно в 11.00. Отсутствие Гордеевой не повлияло на рабочий режим. Вот будь Елена здесь, та, возможно, засекла бы меня. Водитель же и двое ребят на «воротах» даже не озирались…
«Бизон» способен работать в бесшумном режиме. Хорошо, что Елена предупредила меня насчет бронежилета, пули легли точно в плешивый затылок. Отскакивая от окна, я успел заметить, как господин Олигарх тяжело рухнул на асфальт, а телохранители отпрянули в разные стороны, дергая шеями и конечностями, точно пляшущие марионетки.