Прощай, Рим!
Шрифт:
— А что с машинами делать? — спросил кто-то.
— Подожжем.
— Не торопись. Кто умеет водить? Ишутин! И ты, Муртазин? Садитесь.
— Немцев-то куда денем?
— Тоже с собой заберем.
— Эй, фрицы, грузитесь, шнель, шнель!
— Куда вы нас везете? — спросил на ломаном русском языке нелепый толстяк с головой, как лукошко.
— В санаторий.
Тот, похоже, не понял, переспросил:
— Куда, куда?
— На кудыкину гору. Швайген, фриц, много не шпрехай.
—
У обрыва с крутыми, почти отвесными склонами Колесников приказал остановить машину и выгрузиться.
— Сумеешь выпрыгнуть из кабины на большой скорости? — спросил он у Петра.
— Спрыгнуть пустяк, заскочить и то могу, — сказал тот, поняв, что задумал командир.
— Прогони машину немного вперед и заверни в пропасть.
— Эх, машину жалко, — вздохнул Иван Семенович, — в нашем-то колхозе как бы еще пригодилась.
— Не горюй, старина, для колхоза твоего получше раздобудем!
— А этих с собой, что ли, будем таскать? — спросил Сережа Логунов, кивнув на немцев, у которых губы посинели от страха.
— Посадим их в кузов и… разобьются, так разобьются, уцелеют — их счастье, — предложил Дрожжак.
Колесников повернулся и окинул пленных суровым взглядом. Перед ним стоят четыре смертельных врага. Правда, зубы им уже пообломали. Стрелять — вроде рук марать не хочется, а если отпустить, так завтра они сами в нас же стрелять будут…
В эту минуту как-то случилось, что с пояса Сережи Логунова сорвалась и упала граната. Большеголовый толстяк среагировал мгновенно — камнем рванулся под обрыв. Кто-то пальнул ему в спину. Треск выстрела слился с грохотом грузовика, который Петр Ишутин на большой скорости повернул в пропасть.
Один из оставшихся немцев совсем перетрусил и, опустившись на колени перед Колесниковым, начал молить о пощаде. Другой прикрикнул на него, но тот не послушался. Вытащил из кармана пухлый, будто забрюхатевшая кошка, бумажник и показал партизанам фотокарточки:
— Майне киндер… айн, цвай, драй, фир…
— Ишь ты, о детках запел. Четверо, говорит.
— Нихт дойче… Остеррайхер.
— Говорит, австрияк, не немец.
— Я, я, нихт фашист. Гитлер капут…
Леонид задумался. Может, и впрямь отпустить эту мокрую курицу? Но тут из бумажника пленного что-то выскользнуло и звякнуло о камень. Подняли, посмотрели. Орден Красной Звезды. Ильгужа, увидев орден, машинально пощупал свою грудь. Колесников понял смысл его движения. За храбрость, проявленную на озере Хасан, Ильгужа был награжден Красной Звездой. Орден ему вручил сам Михаил Иванович Калинин в Кремле. Вот эту драгоценную награду забрали у него в первую же минуту, как он, изнемогший от потери крови, попал в плен.
—
— Фронт… Волхов… — пробурчал тот.
Неожиданное происшествие развлекло партизан.
Каждый хотел потрогать орден, рассмотреть поближе, а некоторые примеривали — прикладывали к рубахе. Словом, потеряли бдительность. А фриц хлопал глазами в белесых ресницах и твердил: «Трофей… Трофей…»
Ильгужа раздвинул ребят, подошел к немцу вплотную и приставил кулак к его подрагивающему, как у кролика, носу:
— Вот тебе трофей! Чурбан с глазами!.. Ну-ка, давай сюда бумажник. Портмоне!
— А-а, портмоне… — Немец протянул Ильгуже бумажник, из которого выпало несколько красноармейских звездочек.
— Это тоже трофей?
Немец закивал головой и, будто радуясь чему-то, охотно подтвердил:
— Я, я, трофей.
— Вот тебе еще трофей, фреттер-меттер! — Ильгужа двинул его по скуле.
Фриц оказался крепок. Закачался, словно ванька-встанька, а все же устоял. Ильгужа снова замахнулся, но Колесников схватил его за руку.
— Брось!
— А чего с ним цацкаться! Смотри, сколько наших людей загубил. Может, и капитана Хомерики как раз-то он убил.
— Так ты уведи его к обрыву и… — Дрожжак выставил палец вперед и щелкнул языком.
Когда ребята поняли, что зря это они столько мешкали на самом шоссе, было уже поздно. Впереди зашумели мотоциклы. Колесников приказал отступать к ущелью. А пленные немцы между тем, будто козы, вприпрыжку побежали в ту сторону, где стрекотали моторы. Теперь раздумывать не было смысла — кто-то скосил «бегунов» меткой автоматной очередью.
Сзади тоже послышался шум. Оглянулись, увидели три крытых брезентом грузовика.
— Муртазин! Встречай со своей группой тех, что на машине. А вы, — обратился Колесников к остальным, — за мной!
На грузовиках оказались солдаты. Они спрыгнули вниз и рассыпались по обе стороны шоссе. Начали устанавливать пулеметы и ротные минометы.
«Дело принимает опасный оборот, — подумал Колесников, оценив обстановку. — У них слишком явный перевес. Придется рискнуть, уйти в ущелье, в заросли… На дороге нам не отбиться».
— В ущелье! Под обрыв! — крикнул он во всю мощь.
Тем временем подоспели еще три машины с солдатами и минометами.
— Неужели Муртазин не заметил сигнала? Вася! Передай ему, пусть отступает в ущелье.
— Есть!
Вася побежал вдоль канавы к Муртазину, но на половине пути его настигла вражеская пуля. Отбросив автомат далеко в сторону, парень с Арбата упал на лужайку.
— Вася! — с надрывом закричал Ишутин и, не пригибаясь, напрямик помчался к нему.