Прощайте, колибри, хочу к воробьям!
Шрифт:
– Послушай, Мирон, ты все-таки там в эйфории не захлебнись.
– Да что ты, великая моя! Я в ближайшие дни регистрирую бренд, и я вот что еще придумал, Женя! Недалеко от Сингла сдается роскошный особняк. Я его сегодня же снимаю, и это будет наша база, которая так и будет зваться: «Российские сюрпризы».
– Да, так лучше, чем «Сюрпризы из России». И здесь европейцы вообще вряд ли уловят разницу, а русские не смогут придраться.
– Кайф, Женечка! А кстати, жить все будут тоже там, ну, кроме Фарика, конечно.
Он так воодушевился, что мне стало страшно. А вдруг эта моя идея окажется провальной? В самом деле, мода на Россию давно прошла. Одно дело звезды вроде Дроздовского, их уже в России меньше знают, чем на Западе, и совсем другое – никому не известные певцы…
Фарик пришел в гостиницу совершенно измученный. Ему категорически не нравился Каварадосси. Это был шведский знаменитый певец.
– Понимаешь, он дубина! Ему нельзя петь Пуччини. Я попытался кое-что ему объяснить, но он так самоупоен, что просто меня не слышит!
К тому же нередко не попадает в ноты. Это будет провал!
– Не будет провала! Успокойся! Завтра все встанет на свои места! Это что, первый раз, когда тебе не нравится исполнитель?
– Да нет, – грустно улыбнулся он, – я по пальцам одной руки могу сосчитать спектакли, где меня все устраивали.
– Ну, а я о чем? К тому же на спектакле твой швед соберется. Ты ведь уже ничего изменить не можешь, это вообще замена, если бы Георгиади не заболел…
– В том-то и дело! Я не хочу, чтобы говорили, что Георгиади – это класс, а Закиров…
– Никто так не скажет! Успокойся, возьми себя в руки!
– Легко сказать… Да, а что там с Ташкентом?
– Все будет нормально. Не думай об этом! Думай о чем-нибудь приятном, ну хоть о своей даме…
Он горько усмехнулся:
– Знаешь, по-моему, эта страница скоро будет перевернута… Я понял, что не больно-то ей нужен. Мне, по сути, нечего ей предложить. И у нее ребенок… А я кочевник. И не футболист, у меня таких денег быть не может по определению.
– А ты сам – этого для нее мало?
– Мало! И неинтересно. Я в ее кругу как-то не очень котируюсь.
– Но она тебя любит?
– О нет!
– Фарик, ты с ума не сошел? Зачем тебе сдалась жена футболиста с ребенком, которая тебя еще и не любит? Тебя, такого талантливого, красивого, знаменитого, а еще и доброго и благородного, – задохнулась я от возмущения.
– Понимаешь, это иррационально… Она сводит меня с ума… Хотя теперь я уже многое понимаю, осознаю…
– То есть это как наркотик?
– Ну да… что-то вроде…
– Знаешь, у одной моей знакомой в Америке дочка была наркоманкой. Ее посадили в тюрьму на два года за какую-то кражу. Там
– Что ты хочешь этим сказать? Мне надо сесть в тюрьму?
– Боже упаси! Просто забудь о ней на какое-то время. Не мотайся в Лондон при каждом удобном случае, не звони ей, оглядись по сторонам, мало ли вокруг красивых и милых женщин.
– Я знаю. Вот ты, например…
– Здрасьте, приехали!
– Ах да, у тебя там какой-то Пахом или Панкрат…
– Пафнутий!
– Ох, извини! А ты обещала показать его фотографию! Покажешь?
– Запросто!
Я достала свой айфон и нашла на днях присланный Константином снимок Пафнутия на фоне панно.
– Вот смотри!
– Какая красота! Так Пафнутий – это кот? – рассмеялся Фархад.
– Как видишь!
– Хорош! Но это не твой кот?
– Увы!
– А что это за фон? Невероятно красиво!
– Просто стена в одной московской квартире… Там живет Пафнутий.
– А кто еще?
– Еще? Костя, который готовит сказочные пельмени.
– А портрет Кости у тебя есть?
– Есть.
– Покажи! – потребовал Фарик.
Я показала.
– Хорошее лицо. Мне он нравится, Женька! Он тебя любит?
– Нет.
– А ты его?
– Тоже нет. Просто мы оба любим Пафнутия.
– Жень, а выходи за меня замуж! По-моему, это для нас обоих идеальный вариант.
– Нет, Фарик, это чепуха. Мы только друзья. Просто тебе сейчас хреново и одиноко… А я, Фарик, еще хочу любви, как ни смешно это звучит.
– Почему смешно?
– Возраст уже и вообще…
– Знаешь что, я сейчас умру с голоду! Пошли куда-нибудь, поужинаем, только не говори, что ты не ужинаешь. В крайнем случае съешь какой-нибудь фруктовый салат.
– Ладно, идем!
Мы вышли на улицу.
– Знаешь, я обожаю в Германии и в Австрии всякие простецкие заведения, там почти всегда вкусно. Ты была в Зальцбурге?
– Да.
– Там есть одно уличное кафе, где подают такую штуку, я забыл, как она называется… Это сладкое блюдо из яиц, что-то вроде гигантского омлета, одному его съесть немыслимо, а вдвоем – милое дело. И больше уже ничего съесть просто невозможно. Но кроме Зальцбурга я нигде больше этого не видел. О, Женя, ты любишь дичь?
– Люблю.
– Тогда пошли вон туда, там подают седло косули!
Но в меню седла косули не оказалось, и мы заказали рыбу.
– Знаешь, когда я ставил в Мюнхене «Пиковую даму», я частенько обедал в ресторанчике напротив оперного театра, вот там готовят оленину – это с ума сойти! С грушей, брусникой, упоительным соусом со сметаной и к этому еще мисочка макарошек размером с ноготь. Умереть – не встать!
– Да ну тебя, Фарик, я есть не хотела, а теперь…
– А между прочим, «Пиковая» хорошо там прошла, удачный спектакль был.