Прощайте, сожаления!
Шрифт:
При виде богатого стола у Чермных отлегло от сердца. Ну что ему сделает жалкий "крысёныш", хозяина которого он всегда ублажит и уговорит! Ему захотелось закрепить отрадную перемену в своем настроении, и для этого он знал простое средство - перемолвиться с Анжелой о чём-то забавном. Ну хотя бы о несчастном Каморине, которому приходится шустрить на старости лет и который сегодня так смешно попал впросак. Пока гости рассаживались, он вслед за Анжелой вышел в приёмную, примыкавшую к его кабинету, или "предбанник", как он шутя именовал это помещение. Там, за маленьким канцелярским столом возле двери в его кабинет, находилось рабочее место Александры, но самой её
– Видела, как сегодня Каморин корчился ради снимка? Он у тебя на все руки мастер: и фотографирует, и пишет. Сколько же ты ему платишь?
– Тринадцать тысяч, из них восемь на банковскую карту, остальное - в конверте, - небрежно, с лёгким удивлением в голосе ответила она.
– А ведь продавцы в продуктовых гипермаркетах Ордатова получают пятнадцать тысяч! Нельзя ли хоть для страховки прибавить ему тысяч пять-семь? Недооплаченные работники бывают не лояльны.
– Ну вот ещё!
– возмущённо возразила Анжела.
– От меня он и так никуда не денется, в его-то возрасте! К тому же как журналист он так себе. Характер у него не журналистский - скромненький, не "пробивной". Уж я не говорю про отсутствие у него диплома журналиста. Так что податься ему всё равно некуда. Бойким девчонкам-журналисткам я плачу больше именно потому, что им есть куда уйти. А мне содержание машины обходится как раз в те же семь тысяч в месяц! Если я прибавлю ему, придётся ломать голову над тем, где взять деньги на машину!
– Экая ты расчётливая!
– насмешливо-снисходительно укорил он её.
– Ты прекрасно знаешь, что весь бизнес такой! Особенно малый! Все мои знакомые "малыши" плачутся о плохих условиях для предпринимательства, о том, что их обижают, а при этом платят своим работникам мизер и покупают себе коттеджи, машины и зарубежные туры! Потому что иначе какой смысл ввязываться в бизнес, в эту опасную игру, ставя на карту нажитое! Ты же сам говорил мне когда-то: "Найди себе игрушку подешевле или научись вести дело безубыточно". Вот я и научилась!
– Да, в этом ты молодец, - согласился Чермных.
– Однако мне пора к гостям...
Когда он вернулся в кабинет, гости уже приступили к трапезе. Он с удовольствием втянул в себя воздух: от дорогих блюд пахло пряно, остро, вкусно.
– Предлагаю обмыть новостройку!
– провозгласил Сторожев из "Деловой России", темноволосый крепыш с густыми, широкими бровями, из-под которых оживлённо блестели черные глаза.
– Позвольте тост! Инвестора можно сравнить с пахарем, который засевает землю и не ведает, появятся ли всходы из его семян, нальются ли колосья тяжестью нового урожая, позволят ли небеса убрать выращенное зерно без потерь. Подобно пахарю инвестор может лишь надеяться на удачу. Что поделаешь: рисковать - извечная мужская судьба. Так выпьем за то, чтобы сбывались надежды настоящих мужчин - создателей земных благ, пахарей и инвесторов!
Все чокнулись бокалами и затем с минуту неторопливо пили молча, смакуя дорогой коньяк Мartell. Старик Завьялов с покрасневшим лицом перевёл дух и вопросительно взглянул на Чермных, как бы испрашивая его разрешение. Тот в ответ лишь слегка улыбнулся.
– Я хочу сказать от имени "Деловой России", - начал Завьялов голосом, приобрётшим от коньяка глубину и бархатистость.
– Всем россиянам, а инвесторам в особенности, нужна вера - вера в своё дело, в своё непростое предназначение, в свою страну. Именно
Все снова выпили и помолчали. Чермных понял: от него ждут тоста. Но желания врать что-то прочувствованное и снова глотать тягучий, обжигающий коньяк у него не было. Он уже выпил более, чем достаточно, и знал, что к ночи выпитое непременно отзовется скачком давления. А пока ему было тепло и хорошо, и всё, что ему хотелось, - это слушать приглушённое хрипловатое воркование Азнавура из музыкального центра и наслаждаться вкусной едой. Вместо коньяка он плеснул себе в бокал минеральной воды, и все поняли, что тостов больше не будет. Финогин тоже налил себе минералки, остальные, кроме Завьялова, перешли на лёгкое вино Muscadet, и лишь Завьялов продолжал пить коньяк, заметно хмелея с каждым бокалом и упорно переводя разговор на политические темы:
– Всё-таки хорошо, что Крым наш! Это сплотило россиян вокруг власти, так что "болотным" осталось только сидеть и помалкивать. Обнажилась суть конфликта: власть отстаивает национальное русское дело, а "болотная" оппозиция - интересы Запада. Внешняя политика стала осмысленной: в кои-то веки мы защищаем не вьетнамцев или ангольцев, а соотечественников. За это можно и умереть. На мой взгляд, и в Донбассе надо действовать решительнее.
– Получается, как в доброе старое время: народ и партия едины!
– насмешливо заметил Кошелев.
– Так что же в этом плохого? Это гарантия стабильности в стране вопреки всем санкциям. Пусть без пармезана и кое-каких иных западных прелестей, мы всё-таки проживём, притом спокойнее, чем прежде.
– Но предприниматели могут быть на этот счет иного мнения, - вдруг вмешался молчавший до сих пор "крысёныш".
– Среди них есть и сторонники оппозиции. Я знаю, что Сергей Борисович сказал как-то на собрании местного "Ротари-клуби", что этому государству налогов платить не нужно.
Чермных, лениво жевавший тушёное мясо по-тайски, едва не поперхнулся. Гости принуждённо засмеялись, словно неудачной шутке, а "крысёныш", довольный произведённым эффектом, рассматривал Чермных во все глаза, улыбаясь. Тот судорожно проглотил недожёванный кусок и постарался ответить как можно более сухо, спокойно, глядя не на "крысёныша", а на своих гостей:
– Не помню такого. Если и говорил что-то похожее, то переврали безбожно. Вы же знаете, как проходят собрания "Ротари-клуба": всегда в каком-нибудь ресторане, за обедом или ужином. Там все подшофе.
После этого заговорили о другом, но Чермных остался под тягостным впечатлением нависшей беды. Слишком ясно было, что "крысёныш" явился неспроста и не к добру. Мерзавец явно хотел испортить торжество и нарушить его, Чермных, душевное равновесие, своего добился и этим, конечно же, не ограничится. Скоро он почувствовал давящую боль в темени и понял, что это подскочило давление. Досидеть до конца застолья ему едва удалось. Вечером, немного оклемавшись, он позвонил Финогину и спросил о "крысёныше": что это за тип, откуда он взялся?