Прощайте, сожаления!
Шрифт:
Впрочем, подобная "деликатность" по отношению к отцу стоила немного, поскольку тот скоро сам всё понял. После посещения диспансера отец обрисовал ожидающую его перспективу словами: "Тяжело лечение - легко в раю" - ироническим вариантом суворовского девиза. Жилин догадался, что эту пословицу отец подцепил в коридоре диспансера, в очереди на приём к врачу, и что это своего рода больничный фольклор, передаваемый поколениями доходяг друг другу.
На очередной приём Жилину-старшему было назначено явиться вместе с кем-то из родственников, и в тот день вместе с отцом в диспансер поехал сын. Пригласив Жилина-младшего отдельно в свой кабинет, врач сообщил, что у отца неоперабельный рак с обширными метастазами в печени. Всё, что можно сделать для больного, который "тяжелеет на глазах" и проживёт только месяца два, - это "обеспечить комфорт".
И вот теперь
На следующий день после двух лекций в училище искусств, где Жилин преподавал предмет под названием "Основы философии", он отправился в онкологический диспансер. Как и прежде, десять лет назад, семиэтажный больничный корпус уже снаружи произвёл на него гнетущее впечатление. Он подумал, что все здешние пациенты, госпитализированные, амбулаторные и просто состоящие на учёте, исчисляются тысячами. И что при таких огромных масщтабах деятельности учреждения рассчитывать на подлинное внимание и участие к твоей персональной судьбе в этих стенах просто смешно. Диспансер похож на большую фабрику, где пациент - всего лишь очередная деталь на конвейере.
Как всем впервые поступившим, Жилину было назначено ультразвуковое исследование, которое выявило утолщение стенок желудка до двадцати миллиметров - в десять раз больше нормы. Врач о диагнозе с ним говорить не стал, а пригласил в свой кабинет его дочь Ольгу, приехавшую с ним в диспансер на следующий приём. То, что она услышала, звучало страшно: диффузная низкодифференцированная аденокарцинома желудка. Врач пояснил, что раковой опухоли в обычном понимании этого слова нет, что очаг рака находится в толщине стенок желудка под слизистой оболочкой и его не разглядеть даже с помощью гастроскопии. До него можно добраться, только сделав биопсию и ещё умудрившись, не видя, будто вслепую, зацепить именно тот участок, где прячется рак. И такие участки могут быть рассеяны по окружающим здоровым тканям наподобие кусочков мозаики. Что касается лечения, то оно может быть только паллиативным, и его назначит районный онколог, принимающий в поликлинике по месту жительства больного.
Из того, что она услышала от врача, Ольга не поняла почти ничего. Отцу она пересказала лишь то, что показалось ей наиболее утешительным: раковой опухоли в обычном понимании этого слова у него нет. Жилин усмехнулся, заметив на лице дочери знакомое ему выражение: в свои детские годы вот так же, слегка наклонив русую головку вперёд, уставившись исподлобья, она сочувственно-строго уговаривала кукол, что-то внушала им...
Кому-кому, а Жилину никакие внушения и утешения не требовались. В кармане у него лежала справка для предъявления на работу, из которой было ясно почти всё: "Гр. Жилин С.В. 1959 г.р. посетил диспансерное отделение ГУЗ "Ордатовский областной онкологический диспансер" 22 сентября 2015 г. по поводу аденокарциномы желудка ТхNxM1". В графе "больному рекомендовано" было только три слова: "Обратиться к районному онкологу".
Жилин знал, что о стадии рака вполне определённо можно судить по тому, какое назначается лечение. Ведь у онкологов есть правило: маленький рак - большая операция, большой рак - маленькая операция. А в его случае вообще всякую операцию врачи посчитали излишней. Точно так же было и с его отцом.
Всё-таки, не ограничиваясь общим представлением о своём состоянии, Жилин навёл ещё по интернету справки о том, что кроется за абракадаброй ТхNxM1. Почерпнутые им сведения оказались неутешительными: цифры от 1 до 4 обозначают стадии болезненного процесса, характеризуя степень развития опухоли (Т, от латинского tumor), поражения лимфатических узлов (N от nodes) и распространения метастазов (М). В тех случаях, когда степень выраженности какой-то характеристики выявить не удалось, после прописной ставится строчная буква х. Однако наличие хотя бы одного метастаза во внутренние органы, - а на факт обнаружения его указывала цифра "1" после прописной "М" в выданной ему справке, - всегда означает рак четвёртой, финальной стадии. Из этого следовало: надо готовиться к смерти. Как это пришлось делать десять лет назад его отцу. Жилин вспомнил свой тогдашний разговор с лечащим врачом отца.
– Но разве нельзя попробовать химиотерапию и облучение?
– спросил Жилин
– Попробовать можно, но вы должны понимать, что из этого вряд ли что-то выйдет, кроме лишних мучений для больного, - спокойно ответил онколог Владислав Александрович, седовласый, импозантный, ухоженный, и на его холодном лице отразилось что-то похожее на сострадание.
– Учитывая стадию болезни и возраст больного, нельзя не признать, что надежд практически нет. Обратите внимание: Виктор Константинович старше едва ли не всех, кого вы встретите в здешних палатах... Но если вы очень хотите, мы можем попробовать что-нибудь дополнительное, без всякой гарантии успеха, конечно. Собственно говоря, я и сам хотел это вам предложить. Но только и вы пойдите нам навстречу. Вы же преподаете в училище искусств? Вот было бы хорошо, если бы вы организовали концерт в день рождения нашего главврача...
Тогда Жилин сразу, не раздумывая, отказался от неожиданного предложения и прекратил разговор с врачом. Впоследствии он часто раскаивался в своем поспешном решении, хотя не знал, как же ему следовало поступить. Ведь в любом случае отец с его метастазами в печени был обречён. Но бедняга не мог спокойно смириться с неизбежным или, может быть, ему просто хотелось думать, что сын сделал всё для его спасения. Потому что кто же ещё, кроме отца, мог сказать врачу, что Жилин-младший работает в училище искусств? И не потому об этом было сказано, что отец увидел в этом свою последнюю надежду - соломинку для утопающего?..
А между тем Жилин знал почти наверняка: концерт для главврача, пусть и со скрипом, организовать удалось бы. Конечно, училищное начальство старалось не допускать привлечения учащихся на корпоративные мероприятия, дабы не возникало подозрений в мздоимстве и эксплуатации подопечных, но из этого правила делались исключения, и одним из них вполне мог стать случай с тяжело больным отцом своего сотрудника. Но что-то смутило Жилина, не позволив ему откликнуться на предложение врача. Что же именно? Об этом он потом думал не раз. Наверно, дело было не только в том, что лечение рака в последней стадии считалось заведомо безнадёжным, о чём сам врач и предупредил. Прежде всего, Жилину не хотелось просить начальство об услуге, за которую, независимо от её результатов, пришлось бы потом чувствовать себя обязанным по гроб. И самое главное, ему претила сама идея о том, чтобы допустить посторонних в такую личную, даже интимную сферу, как болезнь и смерть его отца. Чтобы для ублажения эскулапов молодые лабухи, пряча улыбки, наяривали по соседству с умирающим свой привычный репертуар: рапсодию для скрипки "Цыганка" Равеля, скерцо для домры "Хоровод гномов" Баццини, концертино для тромбона Давида... Даже думать об этом ему было тошно...
Десять долгих лет Жилин убеждал себя в том, что своим отказом от устройства корпоративного концерта он помог отцу уйти более достойно, без лишних страданий и суеты. Но сейчас, когда та же беда постигла его самого, он больше, чем когда-либо до сих пор, сомневался в правильности своего тогдашнего решения. Ведь химиотерапия могла хотя бы продлить отцу жизнь. Пусть не надолго, только на несколько недель. Но ведь известно: перед смертью не надышишься... Может быть, ему самому у последней черты страстно захочется получить ещё несколько недель жизни, и ради этого он с радостью согласится на мучительные медицинские процедуры?.. И ведь это ещё не всё, ещё существеннее, быть может, то, что лечение всегда связано с надеждой на чудо, на исцеление. Он лишил отца в его последние дни этой надежды. А ведь ему самому захочется, наверно, надеяться на что-то и на пороге смерти. Скоро он всё это узнает совершенно точно: это откроется ему в последние дни...
Но пока Жилин умирать не собирался. Он даже не думал о своей предстоящей смерти всерьёз, "предметно", как о ближайшей проблеме. Зачем торопить неизбежное? На это ещё будет время. Ему осталось, по его приблизительным прикидкам, месяца три. Именно столько, как минимум, живут больные, у которых выявлен рак в стадии ТхNxM1, судя по информации в интернете. Он взял за ориентир наименьший срок, чтобы не просчитаться в надежде на лучшее. И по крайней мере первый месяц он будет ещё относительно бодр и подвижен. Это драгоценное время нельзя тратить на бесполезные затеи вроде дополнительных медицинских обследований. От них десять лет назад отказался и его отец, когда окончательно уяснил свою ситуацию. Хотя врач предлагал старику продолжить обследование, мотивируя это тем, что обнаружены только метастазы в печени, а первичный очаг не найден и надо бы его отыскать...