Прощайте, сожаления!

Мамонтов Олег Николаевич

Отдать за избавление от смерти бизнес, "Плазу"? Но что же после этого у него останется? Почти ничего: чуть больше полусотни "лимонов" - той символической суммы, которую ему сунут под видом платежа за "Плазу". Ведь он практически полностью вложил всё нажитое в этот чёртов офисный центр...

Без стука открылась дверь, на пороге появилась Александра и внимательно всмотрелась в него. Он встретил взгляд её серых глаз, чуть прищуренных по обыкновению, и не смог, как всегда, понять, что же она чувствует и думает на самом деле. Он знал, что этот прищур мог означать, в зависимости от обстоятельств, самые разные её настроения: требовательность, внимательность, томную мечтательность, высокомерие и пренебрежение. Спустя миг её взгляд смягчился,

и на её лице проступило выражение сострадания. Он понял, что она рассмотрела в нём что-то очень жалкое, требующее немедленного проявления участия.

– Скажи наконец, в чём именно тебя могут обвинить, - сказала она негромко.
– Может быть, вместе что-то придумаем...

– Ничего ты не придумаешь, - ответил он сухо, едва сдерживая раздражение.
– Но если хочешь знать, изволь: в том, что завысил на три миллиона стоимость материалов, использованных для выполнения государственного контракта. И хуже всего то, что это были не просто кирпичи, а гранитные плиты для облицовки памятника павшим воинам. То есть налицо любимое всеми журналистами явление, именуемое "жареным фактом". За это могут не просто посадить, а публично, на всю страну, предать поношению в средствах массовой информации - форменной гражданской казни.

– Как же тебя угораздило так вляпаться?

– Вот уж не знаю. Автоматически как-то получилось. Понимаешь, мы же все, предприниматели, привыкли не уважать государство, в особенности чиновников с их крючкотворством и препонами, привыкли искать лазейки, обходные пути для своего бизнеса и получения прибыли. Это стремление обойти официальные запреты есть, в сущности, проявление свободомыслия. Недаром уже многие российские либералы попались на экономических махинациях и были осуждены за мошенничество или взяточничество. Мошенником признан и сам великий борец с коррупцией господин Надильный, что не мешает ему продолжать свою борьбу. Дело в том, что все мы, "новые русские" в экономике и политике, привыкли показывать государству фигу, хотя бы в кармане.

– Хороша привычка!

– Хороша или нет, она приросла к нам. Привычка - вторая натура. Ну а потом надо быть просто блаженным, чтобы оставаться честным там, где преступления совершают все. Ты думаешь, что в Ордатове есть вполне порядочные люди? Да их бы давно сожрали вместе с потрохами! Разве случайно на открытии "Плазы" чиновники болтали о бизнес-инкубаторе? До меня только теперь дошло: они уже знали, что меня будут принуждать отдать "Плазу", и рассчитывали недорого приобрести её для бюджета, при этом и себе прикарманить что-то за счёт разницы цен! Потому что ростовская фирма, которая желает купить "Плазу" за пятьдесят миллионов, - подставная! "Плазу" тотчас перепродадут региону миллионов этак за сто пятьдесят, а сто миллионов разницы чиновники и посредники разделят между собой. И никто никогда не поставит под сомнение сделку, благодаря которой Ордатов получит наконец бизнес-инкубатор! Всё будет шито-крыто! И произойдёт всё это лишь из-за того, что продавец уступил мне гранитные плиты дёшево, по дружбе, а я в смете указал их настоящую, рыночную цену. Только и всего.

– А теперь из-за этого "только и всего" ты отдашь бизнес или сядешь!

– Может, ещё что-то придумаю. Не стой тут над душой, дай подумать.

Александра понуро вышла из кабинета, а Чермных продолжал думать о том, что ещё накануне забрезжило в его сознании, - о том, что за телефонным собеседником стоял заместитель председателя областного суда Гомазков, чьё имя уже называли в связи с несколькими попытками отъёма бизнеса у местных предпринимателей. То были, в сущности, только слухи, но весьма достоверные и даже успевшие просочиться в СМИ, точнее в столичную "Либеральную газету", но не повлёкшие для Гомазкова никаких последствий. Хотя писали о нём вещи поистине ужасные.

Чермных напряг память, припоминая то, что он читал о Гомазкове. Как ни странно, вспомнилось многое. Если верить "Либеральной газете",

Гомазков со времени работы председателем районного суда в пригородном Оржицком районе жёстко контролировал там ситуацию. Вплоть до того, что обеспечил незаконную передачу в собственность своим людям земель под проектируемые объекты регионального значения - объездную дорогу вокруг Ордатова и полигон твердых бытовых отходов. И теперь эти земли бюджет должен был выкупать за многие миллионы. А бывшего главу администрации Оржицкого района Дубакина, который собирался оспорить передачу "золотых" участков людям Гомазкова, тот через суд не допустил к выборам в районную думу, отменив его регистрацию в качестве кандидата под тем предлогом, что "не представляется возможным достоверно установить" итоги голосования собрания избирателей, выдвигавших кандидатуру Дубакина. Хотя два члена территориальной избирательной комиссии в суде заявили, что на собрании присутствовали и что выдвижение Дубакина прошло по всем правилам.

Ещё более круто обошёлся Гомазков с двумя оржицкими фермерами. У одного он отнял через суд две тысячи гектаров земли, а другому, пообещав помощь в межевании и регистрации права собственности на землю, навязал в компаньоны своего шурина Хнырова. Когда фермер собрал первый урожай, к нему приехали бандиты и потребовали в пользу судьи три с половиной миллионов рублей за аренду земли на том основании, что "фактически эта земля Гомазкова". Фермер отказался, и его избили до полусмерти, после чего против него возбудили уголовное дело и арестовали. Уже в следственном изоляторе, после четырёх инсультов, бедняга согласился...

Ссылаясь на служебную записку начальника службы экономической безопасности областного управления ФСБ Буржинского, корреспондент утверждал, что многие фермеры Оржицкого района испытали "наезды" команды Гомазкова и что немало жалоб на действия тех же лиц поступило также от предпринимателей Ордатова. Роль Гомазкова как организатора вымогательств подтверждалась данными прослушки его телефона, которыми располагал Буржинский. Из них следовало, что Гомазков лично давал бандитам указания о том, когда и как "прессануть" фермеров. Однако Гомазков оказался "непотопляемым": он сохранил свою должность, тогда как Буржинского перевели на Дальний Восток.

Чермных знал, на чём зиждилась безнаказанность мафиози в судейской мантии, - прежде всего на его способности обеспечить принятие судебных решений, нужных вышестоящей власти. В противном случае едва ли Гомазков удержался бы на своём посту, несмотря на умение совершать сомнительные дела руками многих зависимых от него людей, включая бандитов, судей и полицейских. Команда Гомазкова вполне убедительно продемонстрировала свою лояльность губернатору в историях с отрешением от должности двух мэров Ордатова. Эти бурные события произошли с интервалом в несколько лет, и сценарии их были схожи, как и сами их главные действующие лица, Евдокимов и Лемзяков: оба статные красавцы-блондины в возрасте чуть старше тридцати лет на момент их избрания на общегородских выборах. Насчёт их внешности один местный блогер пошутил в том смысле, что избиратели Ордатова, в большинстве своем дамы, два раза подряд проголосовали сердцем, выбрав в градоначальники молодых людей, подходящих на роли героев-любовников.

Мэров-красавцев отличало отсутствие твёрдых убеждений. Юрист Лемзяков начал политическую карьеру коммунистом, а предприниматель Евдокимов - как либерал-демократ, но к тридцати годам оба совершили дрейф в партию власти. Оказавшись во главе Ордатова, и тот и другой занялись в первую очередь наращиванием своего капитала: Евдокимов - финансового, через расширение собственной сети продовольственных магазинов, а Лемзяков - политического, через проталкивание популистских решений. Впрочем, и Евдокимову для победы на выборах пришлось стать популистом и издавать бесплатную газету "Время перемен", наполненную "разоблачениями" и посулами, которую бросали в каждый почтовый ящик в городе.