Проще убить, чем…
Шрифт:
– Родик! Я же тебе намекал. Надо быть осторожнее. Не по Сеньке шапка.
А потом перешел на деловой тон.
– Звонили из «Сибирских дорог». Подготовь документацию. Послезавтра у нас встреча, будем подписывать соглашение.
С ощущением, что меня совсем затюкали, я вернулся в кабинет. Послезавтра – это уже скоро, и значит, у меня будут очень напряженные дни. Я протянул руку к интеркому, чтобы вызвать Генриетту, но в это время зазвонил телефон. Это была Нина.
– Здравствуйте, разлюбезный Родион Николаевич! – игриво начала она, но я не поддержал ее
– Привет, Ниночка! – прохладно ответил я. – Извини, мне сейчас не очень удобно разговаривать, да и в ближайшие дни будет по горло работы.
Я почувствовал, что Нинка обиделась.
– Да? – сказала она. – А я-то хотела опять позвать тебя в гости к тете. Но если ты не можешь…
Я выругался, прикрыв трубку ладонью руки. Вот незадача!
– Ниночка! – уже мягче заговорил я. – Я бы с удовольствием, но, боюсь, мне сегодня придется сидеть допоздна.
Я услышал усмешку на том конце провода.
– Ты, кажется, считаешь, что я смотрю передачу «Спокойной ночи, малыши» и после ложусь спать, – засмеялась она. – Приходи, когда освободишься, дуралей, но сегодня обойдешься без курицы на гриле и зажигания свеч. Можешь рассчитывать на «смородиновку» и бутерброды.
Я совсем не был уверен, что поступаю правильно, но согласился.
– Я приду после девяти. Тебя это устроит? – проговорил я в ответ.
Возня с бумагами меня отвлекла, но и утомила. Наконец я почувствовал, что на сегодня хватит, и со спокойной совестью могу доделать остальное завтра. Посмотрел на часы. Батюшки– светы, было уже четверть десятого, а я даже не удосужился позвонить Нинке. Я уже не говорю о Машке. С той-то было проще. Она знала, что я иногда возвращаюсь поздно, и ужасно ревновала, когда справедливо, а когда и нет, но терпела. Мелкие же разборки со случайным битьем посуды в счет не шли. Кстати, обычно я ей звонил и под каким-то более или менее правдоподобным соусом предупреждал, что задерживаюсь.
Я набрал домашний номер. Телефон долго не отвечал, и я уже подумал, что это ей, а не мне надо оправдывать поздний приход, но, наконец, услышал ее голос.
– Машенция! – сказал я усталым тоном очень занятого человека. – Я тебе не говорил, не с руки было, но у меня здесь совершеннейшая запарка. Мы срочно влезаем в грандиозный проект, который курирует сам большой босс. А документацию поручили готовить мне, как будто не могли найти кого-нибудь помоложе. – Я добавил в голос обиженные нотки. – И вот до сих пор сижу с бумагами и глушу кофе вместо того, чтобы быть дома рядом с тобой.
Возникла пауза. Я живо представил, как Машка на том конце трубки сидит и размышляет, насколько мне можно верить, а я даже и не врал. И поэтому она, может, и не полностью, но на эту туфту купилась.
– Не прибедняйся, Родион, – ответила она. – Не прикидывайся несчастненьким. Это на тебя не похоже. Ты сам рвался наверх и старался стать незаменимым, так теперь за это и расплачиваешься.
Она помолчала, а потом вдруг по-бабски подозрительно спросила:
– А ты часом не брешешь? С тебя станется.
Тон моего ответа был невозмутим.
– Машка, я звоню с мобильника, но рядом рабочий телефон. Хочешь, перезвони на него.
Мое сверхчувствительное, прижатое к телефонному аппарату ухо почуяло, что там вдали волнение на море стало утихать. Цунами прошло стороной. И Машка действительно буркнула:
– Ладно. Это я пошутила. Но ты все-таки там не перерабатывай.
Закончив разговор, я тут же стал звонить Нине.
– Ниночка, – извиняющимся голосом сказал я, – я даже не знаю, как мне просить у вас прощения.
И снова, как и в предыдущем разговоре, возникла пауза, правда, несколько напряженная. Дурак, выругал я сам себя. Ведь она подумала: я позвонил так поздно, чтобы извиниться, что не приду. И я сбивчиво залепетал:
– Ниночка! Я, не поднимая головы и не замечая времени, как придурошный, просидел с бумажками и только сейчас понял, что и опоздал, и не позвонил. Но если ты не очень сердишься и не ложишься спать, я буду рад приехать.
Нина довольно долго не отвечала. Мое опоздание и этот звонок явно ей не понравились, но все-таки я услышал:
– Приезжай.
Я купил шампанское и самый дорогой букет цветов, какой нашел. Нинка была в каком-то простеньком коротеньком домашнем платьице, знаете, из тех, которые нравятся мужчинам своей способностью обнажать женщин в неожиданных, но очень привлекательных местах. Она обняла меня за шею и легонько дружески чмокнула в щеку.
– Спасибо, очень мило, – вежливо сказала она, взяв цветы. Она понюхала букет, оценив его аромат, и равнодушно отложила в сторону.
– Пойдем, ты, наверно, голодный.
На знакомом столе стояла смородиновая настойка и тарелка с бутербродами. Тартинки, всплыло откуда-то из памяти. С икрой черной, икрой красной, семгой, каким-то мясом. В общем, второй завтрак Олигарха. Нинка вышла на кухню и принесла салат из свежих овощей. Видимо, думала, что моему организму не хватает витаминов. Мы с ней выпили по рюмочке, и я захрустел огурцом, но разливающееся по телу ощущение умиротворения и удовольствия мгновенно исчезло, когда Нина неожиданно попросила:
– Родион, расскажи про эту девушку, Марию. Папа говорил мне о ней.
Тартинка – это вовсе не маленький бутербродик, как написано в словаре. Эта дрянь застряла у меня поперек горла как большой бутербродище. Я с трудом сглотнул и сделал глубокий вдох. Во мне начинала закипать злость. Пытаясь отвлечься на что-то другое, я налил себе рюмку и тут же отодвинул ее прочь. Мои кулаки сжались, и я увидел, как на них испуганно посмотрела Нина. Я постарался взять себя в руки, и это мне почти удалось, но темная глыба гнева затаилась в уголках моего сознания.
– Что ты хочешь узнать? – противно резким голосом спросил я. – Что она некрасивая, горбатая, глупая и стервозная баба? Что мне с ней тяжело живется, и я не знаю, как от нее избавиться? Что она никуда не годится в постели? – Я обличающе указал на Нину рукой. – Ты уверена в себе и ждешь, как твой папа, что я по свистку побегу туда, куда меня позовут подобные вам?