Прощёное воскресенье
Шрифт:
— Нет, — Родион стал серьезным и строгим. — Зря тебя обидел, Саня. Чтоб ты знал — Егор сегодня в Броде человек нужный. Его никаким попом не заменишь. Шли мы по верному следу. И пусть он пока служит. Потом видно будет.
Дальше разговор не пошел. Они ехали молча, всяк занятый своими мыслями Дорога из распадка поднялась на безлесный марян чтобы снова сползти к провалившейся в высокие берега реке Мороз отпустил, приближающаяся весна подхмелила воздух молодым дыханием На убурах клочками рыжей медвежьей
Родион о чем-то вспомнил. Поднялся в стременах, быстро осмотрел реку.
— В чем дело, Николаич? Заметил кого?
— Нет пока делов, Саня. Боюсь, не прозевать, как перед Дункою. Фортов!
Не останавливая коня, Фрол повернулся в седле и, найдя глазами Родиона, кивнул.
— Понял, командир! Вам торопиться не надо.
— Объясни ты мне наконец! — потребовал рассерженный Снегирев.
— Объясняю. Для всякой войны хорошее место найти надо. Оно там было, и здесь есть. Скала впереди, час увидишь.
— Может пронесет?
Родион продолжал внимательно осматривать берега, поросшие густой черемухой. Погасшая самокрутка висела на нижней губе. Он ее выплюнул.
— Може, и пронесет… За них не решишь!
— Фортов не просмотрит, если что. Убедился на личном опыте. Он мне вроде жизнь подарил.
— Не просись в должники, Саня. Я его тоже на Бальбухте от пули убрал. Любой так должен делать. Это же не грех на душу брать.
Несколько минут они ехали по льду речки с названием Громотуха.
— Держись берега, — предупредил Родион. — Слышь — шуршит. Промоина может быть. На сердце что-то тяжковато.
— Две ночи не спали, с чего легкости взяться? В Никольск приедем, выспаться надо. Хоть один раз.
Река прижалась к серым, облитым прозрачным льдом камням, стала забирать влево, огибая заросший ивняком островок, посреди которого стояли три небольшие, одетые в снежные юбки, ели. Снег на острове был избит заячьими тропами, и на осинках были заметны свежие поели.
— Недавно щесь толкутся. Точно кони в овсах, — указал плетью на остров Родион. — Жируют. До поры, пока волк не приметит.
— Волков много?
— Тьма! Почуяли серые, что людишкам не до них, и айда кровя пускать. В Поскотине, помнишь, где мы Краскова арестовали? Всех собак в одну ночь кончали.
— Сколько ж их было?
— Не нашлось кому считать. Десяток, должно, обедал.
Впереди отрывисто и хлестко стегнул по таежной тишине выстрел. Следом — другой. Третий! Потом еще два разом, как склеились.
Родион сорвал с головы папаху, весь обратился в слух.
— Не наши бьют. Английская винтовка. Плохой ты вещун, комиссар. Засада!
Он выхватил из кобуры маузер, развернул иноходца мордой к обозу и приказал:
— К берегу! Вплоть вставать. Не высовываться!
Подлетел к арестованным, распорядился с расчетливой деловитостью:
— Офицера и Якшина связать. Начнут уросить — стреляйте!
Поискал глазами комиссара, успев оглядеть берега.
— Александр! Разверни пулемет рылом вперед. Ежели густо пойдут, уводи обоз.
— Ясно, командир!
Снегирев нервничал. Он даже не заметил, как в руке оказался наган. Курок взведен.
«Черт возьми! Не хватало еще выстрелить. Надо успокоиться. Твоя пуля осталась в Волчьем Броде».
— Ты! Ты! Ты! — Родион стволом маузера указал на трех бойцов. — За мной! Остальные — при комиссаре!
Арестованный Якщин криво улыбнулся и плюнул под ноги вязавшему ему руки красноармейцу.
— Щеришься, падлюка! — недобро глянул на него Родион. — Силин! Этого первого пристрелишь. Уразумел?
— Пристрелю! — согласился боец. — Чо с ем церемониться?!
— Ну, с Богом, ребята! Помните-пощады от них не будет!
Родион пришпорил иноходца. Кони всхрапнули, пошли наметом, высекая подковами кусочки сверкающего льда. Еще один выстрел прозвучал совсем близко, там, где река делала петлю, торчмя ударялась в мощное основание лесистой скалы. Скалу звали Веселой. Быстрая струя воды в этом месте выносила лодку на торчащие из воды камни, и если их еще проскочить можно было, то миновать скалу никто не мог. Каждый год здесь кто-нибудь тонул. Весело…
Родион взял на себя поводья, помахал рукой. Бойцы придержали лошадей.
— Строже смотри! Не на птичку! Вверх, сказано, глядеть надо!
Кони шли медленным, осторожным шагом. Винтовки лежали поперек седел. Веселая скала полого уходила в небо, где мелкие, кудрявые барашки облаков гуляли рядом с ее ледяной вершиною.
— Вижу, однахо! — крикнул краснощекий бурят, которому Родион запретил смотрегь на пгичку.
— Не кричи! — успокоил бурята Родион. — Покажи где?
— Накляпша сосна, за ней, однахо.
— Которая?
— От первого ража, чуть ниже.
Родион долго всматривался и вдруг схватился за ствол, вырвал у бойца винтовку. Попросил тихо, почти шепотом:
— Встань впереди меня, Батюр.
Боец выехал на метр вперед. Остановился, поглаживая низкорослую лошадку по холке.
— Теперь замри! — еще тише сказал Родион.
Положил на плечо Батюра ствол. Успокоился.
Кончик уса зажат в зубах, и слова сочатся сквозь узкую щель:
— Изготовились, бить прицельно!
Выстрел разрушил томительное ожидание.
Над накляпшей под ряжем лесиной взметнулся, точно подброшенный, человек. Скрючился, осел на бок. Тут же по нему стегануло еще два выстрела.