Прошел караван столетий (сборник)
Шрифт:
«Ты ведь не умеешь их печь?» – спросила она меня.
Я умел печь лепешки, но ответил, что мне не приходилось этого делать.
«А зерно я заработаю и сам на зернотерке размельчу», – сказал я девушке.
Мне хотелось получить побольше пшеничного зерна, очень захотелось помочь Таририи. Я хорошо поработал и быстро сделал котел. А потом разыскал десять незаконченных бронзовых чаш. Я решил их доделать, чтобы получить за них много зерна.
Мои чаши уже были готовы и сверкали как золотые, когда я снова услышал шаги Таририи. Она легко ступала в своих маленьких соломенных сандалиях.
«Как хороши чаши! – воскликнула девушка, входя
«Да вот не знаю, кому отдать», – ответил я и покраснел. Меня обрадовала похвала этой хорошей девушки.
«А я придумала, – сказала Таририя, внимательно рассматривая чаши. Она ударяла по ним деревянной палочкой, и чаши отвечали ей разными голосами. – Как они звенят!.. Ты отнеси их богатому купцу, который вчера вернулся из Согдианы. Он привел целый караван верблюдов, и на каждом – тюки всякого добра. Попроси у него зерна пшеничного и еще что-либо – кусок шерсти на рубаху или сандалии из кожи».
«А ведь ты права, Таририя!» – согласился я.
Я пошел к богатому купцу и показал ему свои чаши. Его маленькие словно смазанные маслом глазки так и засверкали.
«Я возьму их, – сказал он. – Говори, что тебе надобно».
Я попросил горшок зерна и шаль заморскую: захотелось мне Таририи принести подарок. Но купец закричал, замахал руками и сказал, что зерно даст, а шали не даст.
«Тогда и чаши не получишь!» – сказал я решительно и собрался унести свое добро.
Когда увидел купец, что я в обиду себя не дам, велел отсыпать мне горшок зерна, а затем принес мне и шаль. Да какую шаль! Точно сотканную из лунных лучей. Никогда я не видел такой красоты!
Словно на крыльях полетел я к дому своему. Таририя уже ждала меня. Когда она увидела эту шаль, так и замерла от восторга. Все отказывалась, не хотела надеть, но я упросил ее. Надела она шаль и еще прекрасней стала.
Мы подружились с Таририей. Целый год она помогала мне, заботилась о моем хозяйстве. То добрым советом поможет, то делом каким. Привык я к ее ласковому голосу, к заботам…
Но вот раз пришла Таририя опечаленная. Долго молчала, только смотрела, как я работал – ручку для кинжала отделывал. А потом сказала, что собрался отец ее на новые пастбища, далеко от наших мест; покидают они свой дом и больше не вернутся сюда. Сердце мое так и замерло…
«Как же быть? – спросил я свою подругу. – Как буду я жить без тебя?»
Таририя молчала. Грустными были ее глаза, никогда я не видел в них такой печали. Что она могла ответить мне?
Я всю ночь не спал, а наутро решил пойти к отцу Таририи и узнать свою судьбу. Надел я чистую рубаху, волосы причесал и пошел. Сердце билось – казалось, не удержишь его в груди. Разные слова я придумывал для разговора с пастухом, а когда перешагнул порог его дома, все из головы выскочило. Как увидел я отца Таририи, так и забыл все умные речи, что ночью придумал. Я сказал только то, что сердце мне подсказало.
«Добрый сосед, – говорю, – ты знаешь отца моего, Аплая. Хороший был он мастер, знаменитый. Я кое-чему у него научился… Оставь мне Таририю! Вместе будем с ней жить, вместе хозяйство вести будем. Через год я накоплю всякого добра и отдам тебе достойный выкуп. Тогда и свадьбу сыграем».
Сказал я это и протянул руку пастуху. Вдруг, думаю, не даст руки, тогда хоть сквозь землю провались. А он подал руку и смотрит на меня с доброй улыбкой. Был он черен и космат, как чудовище, а глаза у него были добрые, как у Таририи.
«Оставлю,
«Вот и хорошо! – сказал я радостно. – Нам ничего не надо. Мы всё добудем своими руками».
Так и было. Сыграли мы свадьбу, и завелось у нас доброе хозяйство.
Зажили мы счастливо и двух дочерей растили – красавицы были, как Таририя. Промчались годы, и дождались мы свадьбы старшей дочери, Шамзи. Потом внук Таннау родился. А Таририя все не старилась… Помню, мне поручили сделать статую богини красоты. Я сделал ее, глядя на мою дорогую подругу. Я не посчитался с тем, что обычай старины требует лепить статуи по готовым слепкам, – не полагается иметь образцом живого человека. Я отступил от обычая, зато статуя получилась такая, какой никто в мое время не смог сделать… А дальше ты знаешь, – сказал Аблиукну и тяжко вздохнул. – Я уже рассказывал не раз. Тебе было меньше трех лет, когда горе свалилось с неба. Все погибли от черной болезни. Каким-то чудом остался ты в живых. А меня она не коснулась, будто я был заколдован… – Аблиукну умолк и долго смотрел в ту сторону, где когда-то встретил Таририю.
Мальчик отвернулся, чтобы не видно было, как его опечалил рассказ деда.
– Но нас двое, – сказал Аблиукну, как бы стряхивая горе и усталость.
Он встал, потянулся и по-юношески быстро взобрался на дерево.
– Ну-ка, наберем орехов! Посмотри, как много их здесь. Вот когда я тебя угощу!
– А я угощу тебя царскими яблоками, – сказал Таннау, вытаскивая из рукава рубахи румяные, сочные яблоки. – Когда я увидел злого мальчишку, я решил, что это сад дьявола и боги не рассердятся, если я нарву яблок для своего деда.
Они посмеялись друг над другом, дед и внук, и пошли домой.
Уже много дней трудился над ножнами Аблиукну. Рисунок, сделанный в царском саду, помог ему хорошо выполнить чеканку. Но самое трудное было впереди: надо было умело подобрать по цветам драгоценные камни, а затем вставить их. Долго думал Аблиукну, как это сделать лучше. Наконец придумал.
– Да мы с тобой совсем поглупели! – воскликнул он как-то, обращаясь к Таннау, занятому крылатым львом. – Не проще ли будет закрасить разными красками золотые ножны и по цветному следу вставлять камни?
– Вот как ты придумал! – обрадовался Таннау.
Он оставил свою работу и пошел за красками. А дед тем временем занялся камнями. Он вытащил мешочек и высыпал на стол камни. Таннау так и ахнул, когда увидел сверкающие самоцветы.
– Откуда они, где их берут? – воскликнул восхищенный мальчик. – Что за красота!
– Ты хочешь знать, откуда они, мой мальчик? – спросил Аблиукну. – Я расскажу тебе все, что знаю, но это будет невеселый рассказ… Говорят, что вот этот прозрачный сверкающий камень рожден ветром, воздухом и небесным светом. Он так красив, что мы готовы поверить в это. Но есть люди, которые знают истину. Они говорят, что этот камень – застывшие слезы рабов, тех рабов, которые трудились на царей много веков назад. Слезы эти застыли и превратились в прекрасные камни. В них светится душа людей. Когда носишь такой камень на груди, он становится розоватым и теплым. – Старик восхищенно смотрел на кусочек блестящего горного хрусталя.