Прошлое
Шрифт:
Кирен едва не заскрипел зубами: и эта туда же. Впрочем, это же очевидно для каждого.
'Кроме меня'
Уже сдерживая обуревающий гнев (как так получилось, что его восприятие Дейнари не такое, как принято?), Кирен активировал механизм отодвигания дверей в свое личное пространство. Там, где осталась арианка. Чужая самка (вот к кому метх испытывал лишь отвращение!) осторожно двинулась внутрь.
Момент, когда она увидела Дейнари, Кирен уловил с абсолютной точностью. Миротка остановилась так резко, словно налетела на стену. Сиплый выдох — медленно выдавленный сквозь зубы воздух.
Кирен не был бы воином, не умей он наблюдать. Так и сейчас, отступив к стене, впился в гостью взглядом, резонно рассудив, что ее лицо скажет ему больше, чем губы. Вывод был очевиден: что-то в Дейнари неимоверно потрясло ее!
Метнувшись вперед, забыв даже о страхе перед грозным капитаном — настолько велико было изумление женщины, она присела рядом со спящей беспокойным сном арианкой. Руки миротки, слегка подрагивая, с необъяснимой трепетностью коснулись волос Дейнари. Она, едва касаясь, провела по ним ладонью от макушки до самых кончиков рваных неровных прядок. И еще раз… И еще, прикрыв глаза, и заплакав.
Вот уж чего не ожидал метх. Плач в обществе воина вообще не допускался — это считается отвратительным проявлением слабости. Но сейчас он подумал не об этом…
— Что с ней? — Рявкнул с такой яростью, что миротка практически подпрыгнула на месте, мгновенно опомнившись. И Дейнари, казалось, с трудом раскрыла глаза. Взгляд ее был мутным и расфокусированным.
— Сколько ей лет? — Вопросом ответила гостья. Кирен, обуреваемый тревогой и непониманием, даже не заметил этой вопиющей оплошности.
— Не знаю, — отмахнулся он. Возраст арианки не интересовал его в принципе. — Она практически созрела… Это единственное, что было значимо в самке для воина. Годы жизни? Зачем?.. — Что с ней происходит? Откуда эта слабость? Она же здорова! Или в этом природа арианок?
Миротка какое-то время просидела молча, уставившись на метха странным взглядом — молящим и отчаянным.
— Господин… — начала она, заметив, что взгляд метха тяжелеет с каждой секундой. Но голос подвел ее, оборвавшись. Потребовался еще миг и три резких выдоха, прежде чем она продолжила. — Верните девочку ее народу! Вы получите за нее такое вознаграждение, что и не снилось ни одному воину…
Зря она это сказала. Вряд ли во Вселенной существовала еще хоть одна тема, что настолько раздражала Кирена.
— Решили дать мне совет? — Вопрос прозвучал крайне спокойно. Холодно. Это до ужаса испугало гостью.
Нервно заозиравшись, миротка опустила взгляд на пол.
— Простите… я посмела… я виновата… — забормотала несчастная. Но едва различимый стон Дейнари заставил ее вздрогнуть. Сгорбившись, женщина едва слышно забормотала. — У нее белые волосы, это признак правящей семьи. Там была всего одна девочка. Это племянница правителя, ее ищет брат. И дядя — император Цезариона.
Единственное, что было значимо из этой информации для Кирена: ее ищут, и нелепые ожидания Дейнари не так уж беспочвенны. А значит… гостья может нести угрозу — она видела хвостатую. Прочие статусы и регалии арианки его мало волновали. Для метха девушка воспринималась в одном качестве — его собственности.
— Я не посмела бы давать вам советы, — все еще бормотала женщина, не смея поднять на него глаз. — Просто, чтобы был понятен размер вознаграждения…
Она очень правильно рассуждала, давя на метхскую корысть. Это сработало бы всегда. Особенно в случае с расчетливым Киреном. Но… дало обратный эффект в случае с Дейнари: в душе метха лишь укрепилась возмутительная жажда единоличного обладания. Он еще больше желал сокрыть ее от всех, оставив только для себя.
Но для этого, прежде всего, надо не позволить ей погибнуть.
— Почему она так слаба? — Проигнорировав все намеки женщины, прорычал он вопрос.
Но совсем недавно посетившее его наблюдение не отпускало: раньше арианка демонстрировала чудеса выживаемости и жизнестойкости. В последний же год с небольшим… словно начала угасать, слабея на глазах. Даже не придававший особого значения ее состоянию хозяин, заметил!
— Это не слабость, — плечи миротки обреченно поникли, женщина поняла, что помочь несчастной пленнице не сможет. — Когда я говорю о возвращении девушки к родным, рассуждаю не столько о ее будущем, сколько о жизни. У арианцев взрослению предшествует очень важный… обряд. Это обретение связи с энергией их планеты, которая направит взросление. Девушка не может стать женщиной без ее подпитки.
Все это казалось Кирену совершенным абсурдом. У метхов процесс созревания самок воспринимался иначе.
— Понимаете, — взмолилась миротка, не увидев в серых глазах четырехрукого и намека на прозрение, — внутренняя энергия арианцев особенная. До взросления, она как бы рассеивается, растекаясь как тепло. Но для становления их силы необходима подпитка извне — священной энергией Цезариона. Она замкнет цикл, перенаправит внутренние потоки, определит дальнейшее развитие.
— Слабость почему? — Кирену надоело слушать этот лепет.
— Без этой подпитки начинается разрушение сознания. И процесс уже идет, — взгляд женщины не выражал сомнения: она понимала, раз метх считает ее созревшей… — Если ее не вернуть на Цезарион, рассудок девочки не выдержит. В итоге она погибнет.
— Погибнет из-за чего? — У метха возникло ощущение, что миротка говорит это специально — из корысти. Может быть, рассчитывает: если вернут Дейнари, о ней тоже не забудут? — Ей не грозит голод, холод или раны. Она так же далека от гибели как ты, злобная самка, от ума. Я приказал тебе объяснить, что с ней творится, и почему она теряет силы при отсутствии повреждений, а не заниматься жалкими россказнями.
Плечи женщины дрогнули, сгорбившись, она поникла, опасливо сделав шаг назад. Ярость, идущая от Кирена, заставила ее стушеваться: метх способен наказать ее, если пожелает.
— Арианка больна, — медленно выдохнув, начала она подбирать слова. — Не все раны можно увидеть, бывают раны, которые…эээ… внутри тела. Так и ее… болезнь. Она разъедает изнутри, отбирая желание жить. Сводя с ума болью.
— Болью? — Насторожился метх. — Дейнари больно?
— Мне трудно судить достоверно, — призналась миротка. — Я не испытывала подобного, но думаю — да, временами ей больно. Это же… настоящая рана, пусть и невидимая.