Прошу руки вашей жены
Шрифт:
– Я даже сказала, что когда-то красилась на несколько тонов светлее…
– И что?
– А то, что я всегда крашусь одинаково…
Лукьянов не мог понять, куда она клонит. За окном сделалось совсем черно, но не потому, что опустилась ночь. Небо опять обложили тяжелые тучи. Ивану Андреевичу подумалось, что они специально скопились исключительно перед их с Эллой окном в предвестии какой-то кошмарной развязки разговора.
– Я понял: ты всегда красишься одинаково… И что? – уже с самой настоящей тревогой в голосе спросил он.
– А ты
Лукьянов посмотрел на Эллу, которая Снегурочку не напоминала даже в первом приближении, и в висках у него застучало. Загрохотало и на улице. Раскаты все приближались и приближались. Еще бы! Надо же громыхнуть прямо перед их окнами, чтобы они с Эллой прочувствовали силу непогоды! Ивану показалось, что он успел сжать голову руками до того, как небо опять раскололось прямо за стеклом, почти рядом с постелью, но это ему не помогло. Затылок резко обожгло болью. Потом боль распространилась по всей голове. Хотелось закричать.
Электрический всполох полоснул по белью и женщине, которая на нем лежала. И она будто изменилась… Всего лишь на одно мгновение, но Лукьянов успел увидеть светлые кудряшки, разметавшиеся по подушке… красивую грудь, настоящую женскую, а не подростковую… белую ногу, слегка согнутую в колене… Что же это? Кто же?… Не может быть, но это… Неужели… Нет… Черт! Как раскалывается голова… Это из-за того, что она так болит, ему видятся странные белые женщины… Вот… хорошо… хорошо… Перед ним уже Элла… Загорелая и худенькая, как всегда… Нет Снегурочкам! Да здравствует Элла!
– Вспомнил? – Вопрос жены донесся до него глухо, как из подземелья. А он уже ничего не хотел вспоминать. Это слишком болезненно. У него будто закипал мозг. Хоть бы прекратилась гроза… От этих молний что-то странное происходит и со зрением. Пространство искривляется… На окне повисла какая-то странная занавеска… Будто парус… Вечно Элле приходят в голову какие-то экстремальные идеи… И кровать купила новую… Зачем? Раскладной диван более удобен… И волосы… Она все-таки покрасила волосы… Как все-таки хорошо, что она не ходила в солярий… Надо сказать, чтобы она вообще туда ни ногой… В конце концов, он имеет право это потребовать… как муж… Ему нравится, когда кожа такая… нежная, молочная, чуть-чуть розоватая… Элла… Нет… не Элла… Но это же невозможно… Он никогда не видел эту женщину обнаженной… Он смел только целовать ее… и все… Они были слишком юны… Он был слишком влюблен в нее… в Дашу… Даша… Это же Даша… Даша!
В унисон с мощным громовым раскатом, которого не слышал, Лукьянов гортанно выкрикнул: «Даша!», и все исчезло: широкая двуспальная кровать, парус на окне, прекрасная белокурая женщина. Перед Иваном сидела Элла, закутавшаяся в одеяло, и напряженно смотрела на него почти совсем черными из-за расширившихся зрачков глазами.
– Вспомнил? – опять спросила она,
В мозгу всплыла пошлая фраза: «Не нукай, не запряг!» Потом вторая: «Я хочу, чтобы ты забыл даже мечтать о Дашке!» Надо же, какое дурацкое построение фразы! Мог бы сказать проще: «Даже и не мечтай о Дашке!» Хотя, какая разница? Он не может о ней не мечтать… Мечтать… Нет, не только мечтать… Они же с Дашей… Да-да! Потому и парус! Гостиница называлась именно так: «Парус!» А Архипов…
С очередным громовым ударом и слепящим светом молнии Иван Андреевич увидел, как Архипов размахнулся, и… вспомнил абсолютно все.
– Что это? – спросил Дмитрий, с изумлением уставившись на ненадеванные, новехонькие роликовые коньки в руках у Майи. – Ты решила стать роллершей?
– Это для твоей дочки, – отозвалась Майя. – Она ведь скоро приедет из лагеря.
– Приедет, – согласился Архипов, не в силах отвести взгляда от роликов. – А откуда ты узнала?
– О чем?
– Ну… что Юлька мечтает о роликовых коньках…
– Не знаю… Я подумала, что сейчас все дети о них мечтают… Я бы тоже мечтала, если бы была Юлькой…
– Да… Она говорила, что ролики есть уже у многих ее подружек и что она тоже их хочет. Мы… ну, в общем, я… я обещал ей подарить на день рождения. Он у Юльки в октябре…
– В октябре уже может оказаться поздно кататься, а сейчас – в самый раз.
Архипов с удивлением и даже некоторым подозрением вгляделся в лицо женщины с коньками в руках. Не покупает ли она его таким образом? Пожалуй, стоит проверить. Он склонил голову на бок, оглядел всю Майю целиком и спросил:
– То есть ты готова дружить с моей дочерью?
– Нет, не готова, – покачала головой она.
– А что так?
– Я не умею с детьми… Даже с детьми подруг у меня никогда ничего не получается. Я не умею мыслить их категориями. Они для меня как инопланетяне…
– Зачем же тогда купила коньки?
– Я не знаю, Дима, честное слово… Был какой-то толчок. Я зашла купить кроссовки, а там как раз выкладывали на витрину ролики… детские… Я сразу подумала о твоей дочери.
– Но ведь может не подойти размер?
– Я договорилась, что мы поменяем, если что… Главное, чтобы на них не катались… Это же будет сразу видно по колесам.
Архипов взял в руки один конек. Ботинок сверкал глянцевой кожей и радовал глаза разноцветными нашлепками. Дмитрий провел рукой по колесам. Они откликнулись тихим шуршанием.
– Ты хочешь за меня замуж? – спросил он. Проверять, так уж проверять.
После минутного раздумья Майя ответила:
– Нет… Впрочем, не знаю…
– Как так? – удивился слегка уязвленный Архипов. – Все мои знакомые женщины… ну… до женитьбы… пытались повести меня под венец. Ты исключение?
– А я вообще никогда не хотела замуж.