Проситель
Шрифт:
Во всех газетах, на всех «круглых столах» без устали повторяли одну и ту же фразу: «В России вкладывать деньги в производство бессмысленно, потому что невозможно получить прибыль».
Берендеев же вложил и получил. Причем прибыль росла, как… грибы (снова грибы!), как катящийся с горы снежный ком, и если бы Берендеев не стремился завершить на этом свете свои дела, у него имелись бы все шансы безмерно (опять!) разбогатеть. Хотя, естественно, не так ураганно, как в случае продажи отечественной металлургии людям Джерри Ли Когана. Писателю-фантасту Руслану Берендееву было известно, что судьба, если чего-то не может сделать сразу, обязательно заходит с другого конца, инерционно (а иногда очень даже решительно) стремится довести до конца начатое. Выходило, что судьбе было угодно видеть его богатым. Берендеев же предлагал судьбе увидеть себя мертвым. Как бы там ни было, теперь у него был шанс определить, чья фишка выше.
Если, конечно, успеет.
Хотя Берендеев читал, что момент собственной смерти человек осознает всегда,
Россия определенно переживала некий цивилизационный сдвиг. Эпоха финансового капитала должна была завершиться вместе с концом доллара как резервной валюты человечества. Умнейшие люди в самых разных странах не сомневались, что будущее за новым социальным (кто называл его биотехнологическим капитализмом, кто — генноинженерным социализмом) строем, где роль денег будут выполнять технологии управления и (если технологии по каким-то причинам откажут) непрямое (а может, и прямое) принуждение, то есть сила. Эти самые люди (пока еще было возможно) приобретали в теплых морях острова и рифы, вкладывали деньги в строительство неприступных убежищ, где можно было не без комфорта переждать грядущий мировой катаклизм. Одним словом, вели себя как боги, вознамерившиеся оставить грешную землю. Теоретически их можно было понять: территория, где пока еще удавалось ощущать себя полноценным богатым человеком, съеживалась, подобно шагреневой коже, с каждым годом.
Современная, запоздало и нехорошо (как идиот-пассажир, вместо поезда Москва — Сочи помещенный в ночи вокзальными мошенниками не просто в отцепленный, но еще и в горящий вагон) ввергнутая в капитализм, Россия определенно не относилась к этой территории. У граждан России не было ни малейших шансов ни сберечь, ни мало-мальски разумно распорядиться средствами. Пока еще (из последних сил) остающийся мировой валютой доллар то допускался к хождению, то запрещался. Курс евро был бесконечно завышен. Недвижимость (в особенности благоустроенная) в любой момент могла быть отобрана. Недавним президентским указом налоговой полиции было разрешено иметь танки, боевые самолеты, ей также были переданы… три, времен гражданской войны, бронепоезда, которые налоговики мгновенно реставрировали и модернизировали. Один грозно стоял под Москвой, два других отбили у не выплачивающих в срок налоги уральских и сибирских шахтеров и учителей охоту бастовать и перекрывать железные дороги. Под рублевые активы, как под днища линкоров, периодически подводились мины девальваций, замены денежных знаков, деноминаций и т. д.
Пока еще удавалось держать номерные счета в иностранных банках, но и здесь с некоторых пор возникли сложности. Счета, превышающие миллион долларов, подлежали немедленному переводу в российский Внешэкономбанк. К тому же мировой финансовый кризис подкосил даже самые надежные — швейцарские — банки. Обезумевшие разорившиеся вкладчики требовали (проводили через парламенты в виде законов) «прозрачности» банковской системы. Правительства многих европейских стран пошли на беспрецедентную меру, согласившись печатать деньги «под счета», то есть, в сущности, каждый банк мог рассчитывать точно на такую сумму наличных, какую требовали со своих счетов клиенты. Правительства в свою очередь отчуждали собственность и ликвидные активы кредитуемых «под счета» банков, то есть, в сущности, их национализировали. Банки — «становой хребет» мировой финансовой системы — доживали последние месяцы. При этом никто наверняка не знал, какая новая конструкция заменит сгнивший «становой хребет». А потому любой ценой стремились вырвать еще хоть что-то значащие бумажки. В банках постоянно шла «инвентаризация» счетов, смыслом которой было «заморозить», а то и арестовать деньги сомнительного происхождения. Чтобы немедленно перевести их в золото, в неожиданно наводнившие Европу и Америку южноафриканские сапфиры. А так как все без исключения российские деньги были сомнительного происхождения, их замораживали и арестовывали в первую очередь. К тому же между иностранными и российским правительствами были подписаны соглашения, в соответствии с которыми иностранная сторона имела четверть от возвращаемых в Россию вкладов, а потому поиск неправедных «русских» богачей велся в Европе с большим размахом и усердием. Берендеев не мог избавиться от впечатления, что вся Западная Европа существует в данный момент исключительно за счет отнятых у российских воров денег.
Берендеев недавно был в Милане. Из окна отеля он (с раннего утра до позднего вечера) наблюдал неиссякающую очередь в местный банк. Стояли не только за обесценивающимися европейскими деньгами, но и за золотыми монетами, странными, цвета сиреневых сумерек южноафриканскими сапфирами.
На всякий случай писатель-фантаст Руслан Берендеев записал на дочерей авторские права на проекты, в которые вложил деньги, но у него не было уверенности, что те сумеют всласть попользоваться этими правами. Мир разрушался быстрее, нежели составлялись (и уж тем более приводились в исполнение) человеческие планы.
Крупнейший в Италии миланский завод медицинского оборудования приобрел лицензию на производство вентестера — прибора, который вот уже несколько месяцев серийно выпускала в России компания «Сетмед». С помощью этого прибора можно было провести мгновенный тест сексуального партнера на венерические — включая СПИД, а также весь спектр африкано-китайско-латиноамериканских орально-анально-вагинальных вирусов — заболевания.
Слово «Сет» олицетворялось в России с фамилией Рыбоконь, поэтому именно Нестору Рыбоконю выпала честь называться «русским Генри Фордом». В газетах писали, что именно с вентестера началось возрождение русской науки и русской промышленности. Генри Форд в начале века посадил Америку на автомобиль, Нестор Рыбоконь же в конце века вставил каждой русской бабе в вагину вентестер. Крайне необходимый в условиях развала системы здравоохранения и дороговизны лекарств прибор не нуждался в рекламе. Фирма «Microsoft» предложила контракт на разработку специальной компьютерной программы, которая бы немедленно считывала и обрабатывала информацию вентестера, выдавая на дисплей в течение минуты (то есть еще до начала полового акта) полный отчет о состоянии моче-половой системы участников планируемого акта. Люди из «Microsoft» обещали сумасшедшие деньги, но настаивали на том, что без специального компьютерного обеспечения вентестер на извращенный и пресыщенный американский рынок не запустить. Было решено провести переговоры в ближайшее время в Сан-Франциско.
Однако (это явилось полнейшей неожиданностью) сверхзасекреченная (ФАПСИ) статистика свидетельствовала, что по мере распространения вентестера в России катастрофически (если, конечно, это слово еще сохраняло свое значение) начала снижаться… рождаемость. То есть люди отказывались воспроизводить себя в условиях ясности, чистоты и элементарного уважения к партнеру.
Почему?
Что-то тут было не так.
Получалось, что разработать и внедрить ту или иную технологию в жизнь гораздо проще, нежели просчитать итоговый результат. Берендеев не знал, почему задумывается одно, а получается нечто… даже не столько противоположное, сколько непредсказуемое, иное. Неужели рождаемость несказанно увеличилась бы, если бы они запустили в серию прибор, автоматически заражающий мужчин и женщин венерическими заболеваниями? Между задуманным и получившимся скрывался целый (неправильный) мир. Но именно там (внутри неправильного мира) скрывалась истина.
Писатель-фантаст Руслан Берендеев не мог понять, почему ему было так грустно в Милане.
И почему еще большая грусть охватывает его при одной мысли о Сан-Франциско.
«Это старость, — думал он, — досрочная виртуальная старость. Если большинству людей на нее отводятся многие годы, мне… всего ничего…»
Вторым (не менее удачным и практически уже окупившим себя) проектом оказалась антирекламная приставка к телевизору. В последнее время объем рекламы на российских каналах составлял примерно две трети от времени всего вещания. В момент, когда, разорвав фильм или какую-нибудь передачу, появлялась реклама, антирекламная приставка мягко «гасила» экран, тем самым «экономя» раздражение зрителя, избавляя его от необходимости яростно переключать каналы.
Первые антирекламные приставки заполняли паузы во время «притушения» экрана тихой классической музыкой. Берендеев и Рыбоконь, собственно, собирались этим ограничиться, в их планы не входило «душить» ТВ. Не будет ТВ, кому нужны приставки? Однако и с таким, казалось бы, элементарным и абсолютно (функционально) «прозрачным» проектом начались неожиданности.
В России к началу ХХI века были ликвидированы практически все научно-исследовательские институты и конструкторские бюро. Но еще были живы некогда работавшие в них специалисты, занимающиеся нынче кто извозом, кто мелкой розничной торговлей, кто побирушничеством и грабежом. Антирекламная приставка (она стоила относительно недорого), как декабристы Герцена, «разбудила» этих людей, сообщила невероятный толчок народному инженерному творчеству.
Фирма, где серийно изготавливалась антирекламная приставка, оказалась буквально завалена, несмотря на дороговизну почтовых услуг, различными (с подробнейшими чертежами и схемами) проектами по ее совершенствованию. Мешки с конвертами, бандероли со склепанными в домашних, не иначе, условиях усовершенствованными вариантами приставки складировали в специально арендованном спортивном зале. Казалось, что некогда передовая в смысле перспективных технологий страна (когда-то она называлась СССР) вдруг вышла из технологического ступора, начала (хотя бы на кустарном уровне) что-то изобретать. Вот только непонятно было, почему именно такая специфическая вещь, как антирекламная телевизионная приставка, стронула с места лавину народного инженерного творчества. Населяющий Россию народ, по данным ООН, считался самым «телевизионным» народом в мире. Социологические опросы свидетельствовали, что стремление смотреть телевизор было у народа сильнее, нежели желание не только участвовать в выборах, но и… заниматься сексом. Тем удивительнее и необъяснимее оказалась какая-то библейская ненависть к ТВ, «заархивированная» (а уже частично и «разархивированная») в присылаемых с мест проектах. Не менее удивительным было и то, что многочисленные (со всех концов России) «Кулибины» совершенно не требовали вознаграждения за свои изобретения. Из этого можно было сделать вывод, что на втором месте у народа по любви-ненависти (или по ненависти-любви) после власти идет именно телевидение. Выходило, что сильнее всего народ стремится уничтожить именно то, что сильнее всего любит, в то время как то, что ненавидит, готов терпеть едва ли не вечно.