Прости меня, Анна
Шрифт:
Она остановилась около двери, ведущей в свой подъезд, медленно достала из сумки ключи. Алеша стоял, опустив низко голову и засунув сжатые кулаки в карманы брюк, медленно покачивался с пятки на носок.
— Значит, душу надо спасать, говоришь? — не поднимая головы, тихо спросил он. – Интересно…
— Да чего там интересного–то? – улыбнулась Анюта. – Ничего интересного в этом как раз и нет! Вот грустно – это да… Ну ладно, пока! Пошла я. Чего–то мои не спят, окна вон светятся…
Она быстро и легко взбежала на пятый этаж, коротко нажала на кнопку звонка. Посмотрев на часы, ахнула: « Половина второго! Ничего себе, загуляла мать…»
— Ты почему так долго? – недовольно
— Ладно, хватить ворчать! – легко шлепнула Дашку по круглой красивой попке Анюта. — Иди лучше спать ложись! А Кирилл и сам как–нибудь разберется, в каких условиях ему целоваться больше нравится!
— А ты вкусненькое что–нибудь принесла от тети Анны? – капризно спросила Дашка, сложив губы пухлым маленьким бантиком.
— Только привет и массу наилучших пожеланий! – рассмеялась в ответ Анюта. – И еще выговор, что ты в старых джинсах ходишь… Ладно, Даш, иди правда спать! Завтра поговорим!
Она тихо вошла, закрыв дверь, в свою спальню, села на краешек большой кровати, провела рукой по красивому шелковому покрывалу. Господи, когда ж она, наконец, решится выбросить это проклятое супружеское ложе? Такая мука каждый раз ложиться на него одной, без Бориса…Сразу почему–то нестерпимо хочется плакать, долго плакать, не сдерживая себя – столько, сколько нужно, пока силы не иссякнут… Может, сегодня тоже поплакать? А что? Часика два вполне можно… Или часа хватит? А может, вообще не стоит? Глаза наутро будут красные, а ей еще с Дашкой серьезно поговорить надо, и с Кирюшкой тоже… Начнут ее жалеть и разговора тогда не получится! «Ладно, не буду сегодня плакать! — решила Анюта, рывком сдергивая покрывало. — А судьбой кровати я завтра непременно займусь, даю себе честное слово! Надо эту комнату Дашке отдать, ей со своим художественным имуществом скоро уже деваться некуда будет! Не квартира, а творческая мастерская… А мне и в гостиной на диване места хватит! И вообще, пора и в самом деле девчонке приличный гардеробчик справить! Права, наверное, Анна, плохая я мать… И Динку эту стервозную от Кирюшки отшить надо…Только как? И надо ли?» — уже засыпая, пыталась она решить неразрешимые свои вопросы, пока подступившая волна сна не накрыла с головой вместе с усталостью прошедшего дня с его переживаниями и сложными эмоциями…И не слышала, как подкралась на цыпочках к двери ее спальни Дашка, как стояла, замерев и прислушиваясь изо всех сил и, как вздохнув облегченно от того, что не услышала привычных сдавленных рыданий, так же тихо, на цыпочках отошла и улеглась на диване в гостиной, чтоб тут же провалиться в крепкий и счастливый девчачий сон…
Позднее субботнее утро ворвалось в Анютину спальню сложными запахами дождя из открытой балконной двери, свежесваренного кофе, поджаренных гренок и музыкой юной скрипачки, так удачно, по Дашкиному мнению, стилизующей под свою электронную скрипочку классику, что позволительно и открутить на максимум колесико громкости на панели музыкального центра со вставленным в его нутро диском, и переполошить при этом сумасшедшей музыкой весь дом. Анюта резво соскочила с кровати, кинулась босиком в комнату и крутанула колесико громкости назад, чем вызвала недовольство выглянувшей с кухни Дашки.
— Мам, ну не громко же! Что ты! Какой смысл тогда музыку слушать, если не улетаешь вместе с ней?
— Доча, мне твои полеты потом соседскими жалобами прямо в лоб возвращаются! – засмеялась Анюта, сладко потянувшись. – Лучше бы пригласила
— Ну так и прошу, мадам… Все для вас! Вам с сахаром или без? Вы нынче со своей фигурой дружите, или наоборот, в конфронтации находитесь? — искря насмешливо синими глазами, тараторила Дашка.
— С сахаром, конечно! — проходя мимо нее в ванную, улыбнулась Анюта. – Что я, ненормальная мадам, чтобы горьким кофе себя травить? И со сливками тоже!
Наскоро умывшись и заколов на затылке белокурые волосы в обычную неказистую прическу, она вышла на кухню и уселась перед аппетитно пахнущей чашкой кофе, поставленной перед ней заботливой Дашкой.
— А Кирюша где? Спит еще, что ли?
— Ну да, спит! Ему еще раным–рано Стива позвонил, опять на какую–то халтуру помчались! Где–то у кого–то «сервак крякнул, админ лоханулся», если дословно перевести. Даже и завтракать не стали!
— Понятно… Слушай, а кто это Степку вдруг Стивой стал называть? Ему и не идет вовсе! И какой он вообще Стива? Рыжий, лохматый…
— Зато умный! – заступилась за Кирюшиного друга Дашка. – Они оба умные – страсть! И Стива, и Кирилл наш! Будущие гении! Ты знаешь, у Стивиного дяди фирма своя по компьютерным технологиям — крутая и известная, между прочим! Так вот, он их уже к себе на работу позвал после института, и зарплату обещал платить такую, что и выговорить страшно…Просто куча денег! А еще – ему предложили на своем радиофаке работать остаться! И он теперь не знает, что ему делать…
— Даш, а тебе самой хотелось бы много денег заработать, а? – спросила Анюта, осторожно поднося горячую кружку к губам.
— Мне? — удивленно уставилась на нее Дашка, пожав плечами. – Я даже не знаю… Да нет, наверное… Для этого ж времени надо много потратить, а у меня его вечно не хватает! Через неделю уже в школу надо идти, а я за лето так мало сделала!
— Кстати, о школе, доченька… Давай–ка мы тебе новые наряды справим! У меня там немного от отпускных осталось, да с Кирюшкиной халтуры добавим…
— На фига? – распахнула на нее синие глаза Дашка. – Ничего мне не надо! Мне в джинсах удобнее! Давай мне лучше новые кисточки купим! Я тут в одной лавочке уже присмотрела – прелесть, что за кисточки! Дорогие, правда, заразы…
— Даш, а тебе и в самом деле наряжаться не хочется? – продолжала Анюта, внимательно вглядываясь в Дашкины смеющиеся, искрящиеся синевой глаза. — Ты же красивая девочка! Вон глазищи какие, и волосы, и фигурка…
— Не–а! – помотала та уверенно головой. – Совсем не хочется, мам! Да на фига? Еще чего не хватало — через шмотки самоутверждаться! Что я у тебя, убогая какая, что ли?
— Не понимаю, Даш… А через что ты хочешь самоутверждаться?
— Ну как тебе объяснить, мам…
Дашка замолчала, сидела напротив, обхватив свою кружку тонкими длинными пальцами, задумчиво и безмятежно улыбаясь, смотрела на мать. Потом протянула к ее лицу руку и ласково провела по щеке, отводя в сторону и заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь. Анюта, как кошка, интуитивно потянулась щекой за ее теплой ладошкой, улыбнулась ласково и ободряюще.
— Понимаешь, мам, я все время чувствую в себе присутствие какой–то точки поющей, она маленькая такая, как золотое зернышко… Оно горит, светится внутри, и зовет все время к моим холстам, краскам, к состоянию погружения в мое творчество, и мне так хорошо!
Хорошо от того, что я разглядела в себе это зернышко! И это мне главным кажется – что внутри у меня от него светло! А то, что снаружи – это так, второстепенные факторы…Шмотки какие–то…
— Но ведь с ними, со второстепенными–то, тоже считаться надо! Ты же среди людей живешь, по их правилам!