'Прости, мой неоцененный друг!' (Екатерина II и Е Р Дашкова)
Шрифт:
Такое положение вещей вступало в явное противоречие с изменением образа жизни женщины в обществе того времени. В кампании приятельниц, даже вдвоем с подругой дама могла держаться куда более свободно. Английская протестантская культура нашла прекрасный компромисс, создав целый институт платных компаньонок, существовавший исключительно для того, чтоб позволить состоятельным, одиноким дамам существовать независимо от родных и не подвергаться при этом общественному осуждению.
"Пара" для женщины того времени -- это ключ от "большого мира", а ее отсутствие запирает даму в узких рамках дома и семьи. Не даром Алексей Орлов, накануне переворота, столкнувшись
Предложение вполне логичное с точки зрения Орлова, но не Дашковой. Ситуация действительно сложилась экстраординарная. Получив известие, что один из заговорщиков -- П.Б. Пассек -- арестован, княгиня не на шутку встревожилась. "Я, не теряя ни минуты, накинула на себя мужскую шинель и направилась пешком к улице, где жили Рославлевы (тоже заговорщики -- О.Е.). Не прошла я и половины пути, как увидела, что какой-то всадник галопом несется по улице... Не имея другого способа остановить его, я крикнула: "Орлов!" (будучи, бог весть почему, убеждена, что это один из них)...
– - Я ехал к вам, княгиня, чтоб сообщить, что Рославлев арестован, как государственный преступник... Но что же вы стоите на улице, княгиня? Позвольте проводить вас до дому.
– - Да никого здесь нет.
– - возразила я.
– - Кроме того не надо, чтоб мои люди видели вас у меня"18.
– - рассказывает Екатерина Романовна. Стало быть и она понимала: окажись рядом кто-то еще, ее блуждание по городу в мужской шинели и громкие крики с целью задержать проезжающих офицеров произвели бы странное впечатление на прохожих.
Но что делать, если складываются обстоятельства, когда даме необходима абсолютная тайна? Ведь ситуации, требующие полной секретности возникают не только в жизни заговорщицы. Тогда приходится действовать либо в одиночку (что опасно), либо в обществе лица, которому абсолютно доверяешь. Ни родственница, ни просто приятельница тут не подойдут. Кто поручится за их скромность? За то, что они захотят стать союзницами в каком-либо тайном деле?
Подруга, близкая подруга, живущая теми же интересами и планами -- вот с кем можно разделить любой секрет. Так возникает нравственная потребность женщины, стремящейся к большей независимости, в идеальной дружбе, во втором лице, являющемся почти слепком с нее самой, в пламенной, чувствительной, нежной привязанности двух непонятых, но понимающих друг друга душ.
Литература эпохи Сентиментализма, переписка и альбомы барышень конца XVIII -- первой четверти XIX вв. дает нам богатый материал для исследования феномена женской "идеальной дружбы". Вспомните у Льва Толстого в "Войне и мире" переписку княжны Марьи и Жюли Карагиной. "Жюли писала: "Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько не твержу себе, что половина моего существования и моего счастья в вас, что, не смотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы... Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване "признаний"? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде,.. который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?"19
Дашкова и Екатерина П жили в несколько иную эпоху, но обе опережали свое время и сами закладывали основы для будущих явлений культуры. Вот несколько выдержек из переписки уже зрелой императрицы
Не правда ли тон чрезвычайно похож? Перед нами возникает некий идеальный образ подруг, которые и думают, и чувствуют почти одинаково, а главное -- умеют описать возвышенные движения своей души сентиментально-восторженным слогом. В реальной жизни подруги должны были научиться строить внешнюю модель своего поведения, как нежные героини полотен Боровиковского и Лампи. Изящные головки, увитые едва распустившимися розанами и лентами, нежно склоненные друг к другу, на полуоткрытых устах застыли трепетная улыбка, вздох или воздушный поцелуй. В последней четверти XVIII в. так стали изображать даже крестьянок: например, "Портрет Лизаньки и Дашеньки", крепостных девушек из дома архитектора Н.А. Львова.
Само собой разумеется, что большинство женщин того времени вовсе не искало "идеальной дружбы". Они ездили друг к другу в гости посплетничать о знакомых, обменяться новыми французскими картинками мод или рецептами блюд. Но мы говорим о дамах, высоко стоявших над общим уровнем и превращавших свою дружбу в настоящий акт высокого искусства.
Мир -- театр
Перед нами единая душа, разделенная на две половины, песня, спетая на два голоса, пьеса для двух главных героинь, которые не уходят с подмостков и держат зал в напряжении весь спектакль. Вновь мы упираемся в проблему нарочитой сценичности мира, в котором жили Екатерина II и Дашкова, театрализованности чувств и действий, обязательной оглядки на то, как действующие лица выглядят из партера.
Даже обороты языка того времени отражали полное воплощение знаменитого Шекспировского "мир - театр, и люди в нем - актеры". "Общество" называлось "публикой", собственная жизнь - "ролью", любое место действия "театром". В 1787 г. после начала второй русско-турецкой войны Екатерина II скажет барону М. Гримму: "Моя роль давно написана, и я постараюсь сыграть ее как можно лучше". Потемкин, получая в 1774 г. отставку с поста фаворита, будет просить "изгнать" его "не на большой публике", т.е. не в присутствии всего двора. В оде "Водопад", посвященной светлейшему князю, Г.Р. Державин скажет об успехах Григория Александровича на Черном море: "Театр его -- был край Эвксина".
Декорации, подмостки, зрительный зал -- такой взгляд на окружающий мир диктовала европейская культура XVI, XVII, XVIII вв. Люди не замечали, что их колоссальные театральные махины лишь кажутся такими прочными. Театр, в котором в полном смысле слова жили и умирали герои, заливая сцену реками своей крови и перекраивая реальную карту мира с такой легкостью, словно она и правда была нарисована только на бумаге, оказался выстроен на семи ветрах. И когда грянула большая гроза французской революции, подмостки не выдержали.