Прости. Люблю
Шрифт:
На прощание Никита поцеловал Таю в щечку, и как ему не хотелось уходить, закрыл за собой дверь.
Ночью Тае приснился сон. Она находилась в каком-то незнакомом помещении, больше похожем на чердак, заставленный всяким хламом. Свет проникал откуда-то сверху, и в его лучах кружились многочисленные пылинки. Цвета казались размытыми, очертания предметов не очень четкими, как будто на плохом снимке. По стенам помещения, стояла какая то рухлядь. Тая присмотрелась. Сундуки, коробки, рулоны, пустые рамы без картин. Старый шкаф с рассохшимися дверями на половину открытыми. За дверями угадывались вешалки с одеждой. По середине чердака, стояло кресло-качалка. К одной из стен был придвинут стол со старым покосившимся стулом. В углу было сложено, что то вроде очага. Все было пыльное, затянутое паутиной, из ящиков свешивались непонятные вещи, пол был завален мусором. «Здесь надо убраться» решила девушка и огляделась в поисках веника. Но на глаза орудия уборки ей так и не попались. Тогда она подошла к камину, или очагу. Может своим воображением, она
Она не заметила, как за ее спиной кто-то появился. Тая вздрогнула, когда почувствовала на своем плече руку, и резко обернулась. Перед ней стоял Егор, и его трясло от злости. Он выглядел таким, каким она запомнила его. Выше ее на голову, худощавый, с глубоко запавшими глазами, темные, сальные волосы были собраны в хвост, несвежая одежда висела на нем как на вешалке. Девушка поднялась на ноги и хотела обнять брата, но он отшатнулся от нее. Он что-то кричал в гневе, но она не слышала ни звука. Пытаясь понять, что он ей говорит, присмотрелась к его губам. «Уходи» кричал он, потом толкнул ее, и она оказалась в маминой комнате. Больше Тая ничего не помнила.
Утром, еще толком не проснувшись, она вспомнила свой сон. Вспомнила в мельчайших деталях. Руки, очень явственно, помнили прикосновения к старым вещам, а запах слежавшихся вещей все еще забивал нос. Тая открыла глаза и поднесла руки к глазам. Они были чистыми. «Странный сон». «Но во сне я все сделала правильно», она была твердо убеждена в этом. Стараясь не разбудить Степку, она встала и пошла на кухню. «Жалко, что я не курю» подумала она, глядя в окно. «Говорят, помогает, если надо обдумать какую-то проблему». Заменила сигарету чашкой кофе и сидя в пижаме, потягивая ароматный напиток, пыталась разобраться, в том, что ей приснилось. Со дня смерти родных, она никого из них не видела во сне и этот сон, не принес ей облегчения. «Схожу в церковь, закажу сорокоуст», решила Тая «а дальше видно будет».
После душа и приготовления завтрака, она разбудила Степку, и покатился новый день. Тесто подошло замечательно, и фарш получился сочный. Они со Степаном принялись лепить беляши. Они были в середине процесса, когда раздался звонок
– Ника – закричал Степка, спрыгнул со стула и бросился к входной двери. Это действительно был Никита. Он подхватил Степку на руки и поцеловал в измазанную мукой щеку.
– Мы лепим беляси. Будесь с нами лепить?
– Разденусь, руки помою, и ты меня будешь учить. Я же не умею лепить беляши – Степка важно кивнул. Он пошел хвостиком за Никитой в ванну и ждал, когда тот помоет руки. Потом они появились, держась за руки в дверях кухни
– Ну, что хозяйка, помощников принимаешь?
– Конечно, мне одной никак не справиться – ответила, улыбаясь, Тая. А Никита не мог отвести от нее глаз. На голове девушки была завязана бандана, выбивающиеся из-под нее волосы, цвета гречишного меда обрамляли ее лицо. Темные лучистые глаза блестели, губы улыбались. И родинка. Эта родинка над пухлой верхней губкой сводила его с ума. «Я щас точно, такое налеплю…». Он послушно прошел за Степкой, который тянул его за руку и подключился к процессу приготовления беляшей.
Когда первые румяные беляши заняли свое место на блюде, мужчины срочно захотели снять пробу, но хозяйка ревностно оберегала их от посягательств. Пришлось им ждать, пока блюдо не заполнится. В шесть рук убрали со стола доски, скалки, миски. Пока Тая дожаривала последние кривоватые изделия, вышедшие из-под мужских рук, Никита накрыл стол и по указанию Таи разлил всем чай. Наконец в середину стола опустилось блюдо с беляшами. Это было так вкусно, есть хрустящие беляши, из которых тек душистый сок, и запивать их горячим чаем. А еще, это было здорово, сидеть за одним столом, радоваться друг другу и чувствовать себя семьей.
«Как же они похожи», думала Тая, «даже когда смеются и у Степки и у Никиты ямочки в уголках губ совершенно одинаковые. И даже жесты, то как они дуют на беляши, откидывая назад пряди волос, как прежде чем откусить смотрят, на то что откусывают. Если бы не была уверена, что Степан сын Егора, не сомневалась бы, в том, что Никита
К сожалению, Никите пришлось уходить, рано утром, ему предстояло вылететь в командировку. Никогда он не покидал город с чувством, неправильности происходящего. Он не должен улетать, не должен оставлять Таю со Степкой одних. Он еще не готов на такой срок расставаться с ними. Но обязательства не давали ему шанса оставаться в Москве. Оставалось только, по быстрее разобраться с делами, чтобы вернуться к своей маленькой семье. Он в дверях расцеловал своих любимых, и строго настрого погрозив пальцем, наказал вести себя хорошо, выздороветь и дождаться его приезда. Тая со Степкой дружно отдали честь и заверили его, что так и будет. Уходить не хотелось, но Тая со смехом повернула его лицом к входной двери:
– Езжай, чем раньше уедешь, тем быстрее вернешься. Мы никуда не денемся. Все пока – она, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Махнула рукой и захлопнула за ним дверь.
Ночью, прижимая к себе хрупкое тельце Степки, Тая, прокручивая в голове события случившиеся за последние дни поняла, что неожиданно для себя, Никита не вызывает у нее внутреннего отторжения, более того, ей комфортно с ним, и она уже скучает по его улыбке, по чуть хрипловатому голосу. Ей стало грустно от того, что завтра он не придет, не наденет на ноги детские ванночки, по недоразумению названные его тапочками, не будет заполнять собой ее маленькую кухню и смотреть на нее глазами кота из «Шрека», выпрашивая беляш со сковородки. Ей нравились его прикосновения, они не вызывали желания срочно бежать и тереть себя мочалкой, наоборот, ей хотелось, чтобы этих прикосновений было больше. Когда она осознала то, в чем призналась самой себе, щеки вспыхнули, тело охватил жар, Тая осторожно отодвинулась от Степана и пошла переживать на кухню. Через час, достигнув внутреннего согласия всех своих чувств, признавшись себе, что ей нравится Никита, и она не будет отталкивать его, она поплелась спать.
Все дни, пока Никита был в командировке, они созванивались несколько раз на дню. А поздними вечерами, они разговаривали по телефону часами. Откуда только темы для разговоров брались. Обсуждали прошедший день, дела на работе, переговоры, что и как делает Степка, что кашель еще не прошел, вспоминали свое детство, да мало ли было тем, если очень не хочется класть трубку. Эти разговоры сблизили их еще сильней, но их было так мало и ей и ему. Хотелось не только разговаривать, но и смотреть в глаза, держаться за руки, просто сидеть рядом и ощущать присутствие друг друга. Казалось, что эта бесконечная командировка никогда не закончится, но наступил день, когда Никита сообщил, что завтра прилетает. Таю охватило беспокойство. Да, она ждала его приезда, но ей вдруг стало страшно, а если она все себе придумала, и увидев его, не почувствует того, что чувствовала к нему раньше. Не знала, хочет ли она этого, ведь так было спокойно, когда он был на расстоянии. Она злилась от того, что не могла разобраться в себе. Старалась не показать своего беспокойства Степке. Но когда раздался звонок в дверь, и на пороге она увидела Никиту, все сомнения вылетели у нее из головы. Его большие руки принесли ей тепло, защищенность, много всего, от чего внизу живота запорхали бабочки.
Уже вечером, когда Степка спал в своей кроватке, в обнимку с медведем и роботом счастливый и уставший, Тая и Никита сидели в зале и смотрели какой-то фильм катастрофу. Никита подтянул к себе девушку, уложил ее голову к себе на колени и перебирал ее роскошные волосы, не отрывая глаз от экрана. Тая была готова урчать под едва ощутимой лаской. Рука Никиты незаметно переместилась на ее плечо, потом его большой палец стал обводить контуры ее бровей, скул, губ. Тая чуть повернула голову, чтобы ему было удобнее обследовать ее лицо. Глаза были прикрыты, и она вся была сосредоточена на ощущениях, которые дарил Никита. Как давно ее касались мужские руки, да она еще два дня назад была уверена, что никогда этого не позволит, не сможет переступить свою брезгливость, невольный внутренний запрет на прикосновения, который держался почти пять лет и вот он рухнул в одночасье. На экране рушились дома, падали машины, кричали люди, но этим двоим, на диване, было гораздо важнее те чувства, которые они вызывали друг у друга. Никитины пальцы прошлись по густым ресницам, по крыльям носа обвели по контуру родинку, губы. Тая попыталась сдержать невольную дрожь, охватившую ее. Когда его палец оказались на губах девушки, ротик приоткрылся и она розовым, как у котенка язычком, лизнула его. Палец замер, а девушка, осмелев, втянула его в рот и стала посасывать как конфету. Никита тяжело задышал, другой рукой развернул ее на своих коленях поудобней, аккуратно освободил из плена свой палец и продолжил обследование. Длинная шея, тоненькие ключицы, впадинка между ними. Пуговицы трикотажной кофточки, сами выскользнули из петель, под напором него пальцев открывая его взгляду, грудь в сиреневом бюстгальтере. Полные атласные полушария, очерченные кружевом, вызвали у него восхищение, и желание освободить ее грудь полностью. Он осторожно просунул руку под кружево, ощутив ей всю полную упругость увенчанную горошиной соска. Захотелось не только ощутить, ее рукой, но и увидеть, коснуться губами и он бережно сдвинул кружево вниз. Его взору открылось восхитительное зрелище, при взгляде на которое голова сама пошла вниз, и зубы захватили такую сладкую горошину, которая под ласками языка стала еще тверже. Пока его рот был занят одной грудью, рука освободила из кружевного плена вторую. Никита отклонился, чтобы рассмотреть открывшееся ему зрелище: