ПРОСТИтутка, или Долгая дорога к Богу.
Шрифт:
У той тоже между пальцами были "канавки".
– А я вся чешусь, у меня не пальцы, а тело, но у меня платье вот, раздражает тело. Красота требует жертв. И эта, улыбаясь, как бы показала на свое длинное серебряное платье из ужасной люрексной ткани.
– А ты задери и посмотри на свои почесухи, они в виде голосочек или просто сыпь в разброс.
Девица в люрексе задрала платье. Да, на ней были видны, так называемые, чесоточные ходы. Раз у нее чесалось уже все тело, возможно она была первоисточником эпидемии. Оля понимала, что уже несколько зараженных на лицо, она помнила, что пацаны рассказывали, что болезнь чрезвычайно заразная, передается через любые совместные предметы – болезнь общежитий. "Так, – думала Оля, – возможно и я уже заражена и вообще все. Мы
Сама Оля просидела дома пять дней, намазанная серной мазью, не моясь и не переодеваясь.
Примерно через месяц, когда забыли все о чесотке и только осталось правило протирать пилоны спиртом каждый вечер, хотя их и так надо было обезжиривать, чтобы не скользить, Оля завалилась к себе домой со своими клубными друзьями: барменом, официантом и официанткой.
– О, да у тебя до сих пор нету стаканов? – удивился бармен Слава, – ты чё, еще не натаскала?
– Мы все уже и на приданое своим будущим дочерям натаскали, – рассмеялась официантка.
– Мы тебе в следующий раз захватим, – сказал пидаровитый официант Лёша, который хотел, чтобы его звали "Лайк".
Он работал долгое время барменом в гей-клубе и там, у них, нахватался всех этих пидарских ужимок, интонации, фраз. Но сам он "чистый натурал", так не переставал утверждать сам Леша. Парень он был хороший. Возможно самый лучший из всего клуба: он был по-настоящему добрый, открытый, приветливый и к коллегам, и к клиентам. По нем было видно, что он на самом деле хочет помочь каждому клиенту, а не развести его на деньги. Он никого не обманывал и не общитывал, хотя та публика никогда не проверяла счет. Люди, даже пьяные бандиты, чувствовали в нем добро и совали ему всегда хорошие чаевые. Это, наверное, единственное место, где было наглядно видно, как добро тут же вознаграждалось.
Выпивая и шутя у Оли, бармен Слава снял брюки и остался в одних трусах, объясняя это тем, что весь день в брюках – уже ноги чешутся. Никто на это даже не обратил внимания. Через какое-то время Оля заметила у Славы на ноге, вроде какого-то жучка.
– Жучок, – сказала Оля и потянулась снять его, но нагнувшись чуть ближе, жучок напомнил ей того, кого пацаны во дворе показывали, положив одну кисть руки на другую так, чтобы пальцы рук были по бокам и при этом шевелили пальцами – так они показывали мандавошку. И, как оказалось, так хорошо показывали, что Ольга сразу узнала ее при первой же с ней встречи.
– Ну всё, хватит! – внезапно разозлилась Ольга, – мне еще мандавошек не хватало. Слава, вставай с моей кровати, быстро! Убей сейчас эту тварь, которую мы видим и с брюками иди в коридор, одевать их будешь там. Все, вечеринка окончена, – обратилась она ко всем, – всех прошу оставить эту комнату. Я сейчас здесь всё буду мыть хлоркой.
Оля, на самом деле, до утра проводила обработку, на сколько могла: сняла аккуратно постельное бельё, на котором сидел Слава, взяла в кладовке чью-то очень большую кастрюлю, почти, как настоящая выварка* и стала варить бельё на плите. Именно варить, а не кипятить так как процесс кипения белья длился минут по двадцать. Потом бельё она полоскала в ванной, которую набрала почти полную холодной водой. Комнату, как и обещала, тщательно вымыла водой с добавлением хлорки. Пришлось открыть окна, хотя была середина апреля и на улице было только +5С, так как хлоркой воняло нестерпимо.
Ольга очень устала. Одела тепленькие спортивные штанишки, два свитера, так как в комнате стало как на улице и, укутавшись в одеяло крепко уснула.
Её труд был вознаграждён. У неё лобковая вошь не завелась.
Глава 7. Настя Нестерова.
Вечер понедельника. Ольга, по обыкновению, в свой выходной стала обзванивать своих близких в станице, но никому не могла дозвониться, тогда она стала звонить просто знакомым. Дозвонилась до своей одноклассницы Насти Нестеровой.
В школе они вообще не дружили. Настя жила в другом городке, а в школьные годы дружат обычно с тем, кто живет в твоем райончике. К тому же Настя относилась к другому "лагерю" по музыке, нежели Оля: Настя была поклонницей "Ласкового мая", а Ольга группы" Кино". И всем понятно то, что это абсолютно разнополярные направления и этим все сказано.
Настя жила с мамой-инвалидом. У ее мамы не работала левая рука ниже локтя, кисть висела как плеть. И левая нога как-то неестественно подгибалась. Татьяна Михайловна, так её звали, попала под машину в молодости и вот такие последствия остались. Потом она вышла замуж за парня, который её пожалел, парень оказался алкашом, сделал ей двоих детей и сбежал. Девушка-инвалид осталась с двумя детьми, но она смогла добиться получения трехкомнатной квартиры в станице – административном центре района, на втором этаже четырехэтажного дома.
У Насти еще был старший брат. Он был старше на два года, но с ним тоже происходила беда: Денис начал серьезно выпивать с 15 лет. Как только он попробовал спиртное, то ему это состояние сразу очень понравилось – это стало его жизнью. В 16 лет мальчик уже был алкоголиком и его интересовало только то, где найти спиртное, как, с кем и где выпить.
Мать Насти оказалась предприимчивой женщиной, видимо жизнь заставила, оставшись с двумя детьми на одной руке. Она ездила в Ростов-на-Дону на оптовый рынок, покупала там всякие востребованные вещи, типа детских футболок, потом с большой сумкой ходила по предприятиям: садики, налоговая и другие, и продавала. Да, все это она делала с одной рукой! Но, с такой жизнью и с таким сыном, на которого она, естественно, возлагала когда-то большие надежды, она стала неврастеничкой и психопаткой.
Татьяна Михайловна, махнув рукой на сына, так как поняла, что все бесполезно, занялась воспитанием дочери: постоянно орала на неё, орала не только дома, вынуждав дочь просто уходить, куда-нибудь, но и на улице, публично, при соседях. Пятнадцатилетнюю девушку – девственницу обзывала шлюхой, прошмандовкой и дурой.
Настя на удивление оставалась жизнерадостной, общительной и шустрой. Единственное, что вынесла девушка из такого воспитания – что надо как можно раньше свалить от мамы навсегда. И поэтому Настя Нестерова уже в шестнадцать лет вышла замуж за Петра Фогеля. Это был высокий белый парень – чистокровный ариец внешне, но по поведению чистый колхозник. Настя, конечно же влюбилась в высокого белого парня, но вышла замуж она за него не поэтому. Вернее, истинной причиной была не влюбленность, не желание выйти замуж и одеть белое платье, как у очень многих девушек, и, даже, не её беременность, что послужило причиной для свадьбы со стороны жениха, и даже не желание свалить от мамы, хотя эта причина доминировала, среди прочих указанных. Настоящей причиной почему Настя с удовольствием пошла замуж за Фогеля и взяла с радостью его фамилию – была его семья.
Когда Настя стала приходить в гости к Петру, она была поражена, что в доме проживает очень много людей: бабушка, дедушка, родители, дети, невестки, внуки, и все они живут в мире, не ругаются, доброжелательно относятся даже к ней. Насте очень захотелось стать частью этой семьи, где все друг друга любят и её, и их сын будет расти в любви, а не в психопатии.
Но вскоре всё пошло не так. Уже на свадьбе жених приставал к другим девушкам и не все ему отказали. После свадьбы жить они стали в квартире мамы Насти, так как в доме Фогелев места оставалось меньше, чем в трехкомнатной квартире Нестеровой Татьяны Михайловны. На самом деле, семейство Фогелей были рады избавиться от Петра, так как он был тем самым уродом из поговорки: «В семье не без урода.» Петр много пил и таскался со шлюхами.