Просто Чехов
Шрифт:
Земский врач, домашний доктор, визитирующий эскулап
В чеховское время было, в основном, три категории докторов: земские врачи, городские врачи, состоящие на казённой службе и постоянно визитирующие эскулапы – наиболее преуспевающая часть врачебной корпорации (тип такого медика дан в рассказе «Ионыч»).
Земские врачи по всеобщему признанию – самоотверженные труженики. На том скудном пайке, на каком содержалась земская медицина, она могла и не выжить, едва появившись на свет (к моменту получения Антоном Павловичем лекарского паспорта она насчитывала двадцатилетнюю историю), если не было бы в нее притока разночинной интеллигенции, которая внесла в земское
«Прослужить в земстве 10 лет, – писал Чехов, – труднее, чем 50 быть министром». Зачастую, по объективным и субъективным причинам, места земских врачей занимали малограмотные фельдшеры. В иных земствах считали: «Так лучше: доктор – «господский» лекарь, фельдшер – «мужицкий».
В ранних рассказах («Сельские эскулапы», «Хирургия») и более поздних («Неприятность», «Палата № 6») Чехов сатирическими красками рисует «мужицких» фельдшеров, по сути своей более близких к городовому Очумелову, нежели к классному, имеющему медицинское образование, фельдшеру.
Весной 1884 года Антон Павлович успешно выдержал выпускные государственные экзамены и поехал в г. Воскресенск (ныне г. Истра), где в приходской школе учительствовал брат Иван, и где обычно летом собиралась вся семья Чеховых.
В двух верстах от Воскресенска находилась Чикинская земская больница, возглавляемая доктором П. А. Архангельским. К нему на временную работу устремился новоиспеченный доктор А. П. Чехов. Павел Арсентьевич и Антон Павлович были знакомы – Чехов летом 1883 года проходил здесь студенческую практику.
23 июня 1884 года в Петербург Н. А. Лейкину, редактору-издателю журнала «Осколки», в котором постоянно публикуются рассказы Антоши Чехонте, посылается победная реляция.
«Живу теперь в Новом Иерусалиме… Живу с апломбом, так как ощущаю в своем кармане лекарский паспорт.
Курс я кончил… Предлагали мне место земского врача в Звенигороде, отказался.
Лекарь и уездный врач А. Чехов».
Чехову 25! Он визитирующий врач. Пишет в Таганрог дяде Митрофану Егоровичу:
“Медицина моя шагает помаленьку. Лечу и лечу. Каждый день приходится тратить на извозчика более рубля. Знакомых у меня очень много, а, стало быть, немало и больных. Половину приходится лечить даром, другая же половина платит мне пяти и трехрублевики Капитала, конечно, еще не нажил и не скоро наживу, но живу сносно и ни в чем не нуждаюсь. Если буду жив и здоров, то положение семьи обеспечено… Что будет дальше, неведомо. Теперь же грешно жаловаться.”
Главная причина отказа от Звенигорода – хотелось ума-разума набраться у П. А. Архангельского, с которым близко сошелся во время студенческой практики.
«Чикинская больница считалась поставленной образцово, – вспоминал брат-биограф Михаил Павлович Чехов, – сам Павел Арсеньевич был очень общительным человеком, и около него всегда собиралась для практики, медицинская молодежь, из которой многие потом сделались медицинскими светилами…»
У скромной сельской больницы, естественно, были слишком скромные возможности для того, чтобы, работая в ней, получать солидный клинический опыт. Но зато безграничный диапазон, универсальность предоставляемой населению медицинской помощи и главное – здесь Антон Павлович прошел школу сострадательного отношения к больному, бескорыстного служения общественному благу. Этой школе он был верен всю жизнь.
Чикинская
За работу там пришлось взяться, что называется, засучив рукава. 27 июня Чехов делится с Лейкиным:
«…Сейчас я приехал с судебно-медицинского вскрытия, бывшего в 10 верстах от Воскресенска. Ездил на залихватской тройке купно с дряхлым, еле дышащим за ветхостью, никуда не годным судебным следователем, маленьким, седеньким и добрейшим существом. Вскрывал я вместе с судебным врачом на поле, под зеленью молодого дуба, на проселочной дороге…»
Доктор Павел Арсентьевич Архангельский, сам довольно молодой по возрасту и практике врач, слыл универсальным, всемогущим доктором Антона Чехова он принял по-братски, с полным доверием. Антон Павлович помнил его доброту всю жизнь.
Сюжеты, детали, краски – так и просятся на бумагу, но еще больше захватывает процесс овладения секретами докторской службы. Павел Арсентьевич Архангельский так оценивает деятельность молодого врача: «Антон Павлович производил работу не спеша, иногда в его действиях выражалась как бы неуверенность, но все он делал с вниманием и видимой любовью к делу, особенно с любовью к тому больному, который проходил через его руки. Он всегда терпеливо выслушивал больного, ни при какой усталости не повышал голоса, хотя бы больной говорил и не относящееся к уяснению болезни… Душевное состояние больного всегда привлекало особое внимание Антона Павловича…»
Одновременно с работой в Чикинской земской больнице Чехов принял на себя (вновь временно) заведование земской больницей в Звенигороде. В очередной депеше Н. А. Лейкину (14 июля 1884 г.) он следующим образом излагает случившееся: «В настоящее время я нахожусь в граде Звенигороде, где волею судеб исправляю должность земского врача, упросившего меня заменить его на 2 недельки. Полдня занят приемкой больных (30–40 человек в день), остальное время отдыхаю или же страшно скучаю, сидя у окна и глядя на темное небо, льющее уже 3-й день нехороший дождь…»
Казалось бы, проблема, одолевавшая его не один год, чему все-таки себя посвятить: врачебному делу или писательскому, была решена в пользу медицины. Перед ним, как он сам говорил, «открылась стезя Боткина и Захарьина». В руках твердая профессия, да и близкие не советуют менять «настоящее дело на бумагомарание».
Чехов не собирается и не может оставить (кормить семью надо!) литературные занятия, но на протяжении двух лет по окончанию курса медицинского факультета уделяет им только «досуг»: несколько свободных от врачебной деятельности часов в дневное время и значительный кусок ночи. Такой режим жизни очень скоро привел к сбоям, обострению легочной болезни. В декабре 1884-го он сообщает в раздражении и недоумении: «Вот уже три дня, как у меня ни к селу ни к городу идет кровь горлом. Это кровотечение мешает мне писать, мешает поехать в Питер… Вообще – благодарю, не ожидал! Три дня не видел я белого плевка, а когда помогут мне медикаменты, которыми пичкают меня мои коллеги, сказать не могу. Общее состояние удовлетворительное… Причина сидит, вероятно, в лопнувшем сосудике… Как на смех, у меня теперь есть больные… Ехать к ним нужно, а нельзя… Не знаю, что и делать с ними… Отдавать другому врачу жалко – все-таки ведь доход!…»