Просто Давид
Шрифт:
— Легко догадаться — из письма и из того, что известно всем, — ответил Джон еще дрожащим от волнения голосом. — Вроде как он всегда был странным и имел собственные представления о жизни. Шесть или семь лет назад умерла его жена. Говорят, он боготворил ее, и несколько недель отказывался даже прикасаться к скрипке, а потом, внезапно, исчез вместе с четырехлетним сыном — совершенно пропал из вида. И кое-кто догадался о причине. Я знавал человека, который был хорошо знаком со скрипачом, и немало рассказал мне, когда тот исчез. Этого человека совсем не удивило произошедшее, ведь уже с полдюжины родственников
— Но почему он прямо не сообщил, кто он такой? — Симеон Холли был крайне раздражен.
— Он думал, что сообщил, — рассмеялся его собеседник. — Подписался и считал, что этого достаточно, ведь его имя так хорошо известно. Поэтому он и скрывался, пока жил на горе, и поэтому сам Давид не знал своей фамилии. Конечно, если бы его узнали, всем планам пришел бы конец, и он в этом не сомневался. Так что он решил, что в итоге достаточно подписать записку, все поймут, кто он есть, а Давида сразу же отправят к близким. (Кажется, у него есть тетя и кузены). Понимаешь, он не рассчитывал, что никто не сможет прочесть его имя, и, кроме того, был так болен, что вряд ли мог мыслить ясно.
— Понимаю, понимаю, — кивнул Симеон Холли, слегка нахмурившись. — И конечно, если б мы разобрали, кто-нибудь, наверное, узнал бы его. Теперь, когда ты напомнил, мне кажется, я сам слышал его в давние времена — хотя имена таких людей мало что значат для меня. Но, несомненно, кто-нибудь его узнал бы. Однако это уже дело прошлое.
— Да, и все сложилось хорошо. Мальчику повезло попасть в хорошие руки. Правда, скоро тебе придется с ним распрощаться.
— Распрощаться? О нет, я оставлю Давида у себя, — решительно заявил Симеон Холли.
— Оставишь его! Ох, отец, ты забываешь, кто он такой! Мальчика ждут друзья, родственники, восторженная публика и куча денег. Его нельзя оставлять. И ты ни за что не смог бы так надолго задержать его в маленьком городке, не будь этот городок затерян в забытой долине высоко в горах. Как только выяснится, что он здесь, весь мир окажется у твоих дверей, и горы их не остановят. Кроме того, это его близкие, и у них есть права.
Ответа не последовало. Лицо старшего мужчины вдруг стало старым и утомленным. Он отвернулся.
Спустя полчаса Симеон Холли поднялся по лестнице в комнату Давиду и рассказал о важном и прекрасном событии, которое должно было произойти с мальчиком, так мягко и просто, как только мог.
Давид был поражен, но невероятно рад. То, что он оказался сыном известного человека, никак не тронуло его. Самое большее, его порадовало, что отец займет достойное место в глазах окружающих — а для самого Давида он всегда был совершенством. Но отъезд — чудесный отъезд — стал источником волнения и множества вопросов.
— Получается, я уеду и буду учиться, то есть, тренироваться… и лучше узнаю мою скрипку?
Симеон Холли побледнел. Однако он знал, что Давид не нарочно делает это таким трудным.
— Да.
— Так это же будет мое «начало» — то, что я хотел получить с помощью золотых монет! — радостно закричал Давид.
— Твое — что?
— Н-ничего, правда, мистер Холли… дядя Симеон, ничего.
То ли от возбуждения мальчика, то ли от неловкого упоминания золотых монет в глазах Симона Холли вдруг появились тревога и подозрение.
— Твое «начало» — золотые монеты? Давид, что ты имеешь в виду?
Давид покачал головой. Он не собирался рассказывать. Но Симеон Холли продолжал мягко и настойчиво расспрашивать, пока вся эта жалостливая история не открылась ему полностью: надежды, воздушный замок, жертва.
И Давид увидел, как бывает, когда сильный человек не может совладать с захватившими его эмоциями. Это зрелище и пугало, и вызывало благоговение.
— Мистер Холли, это потому, что я… уезжаю, вы так… расстроены? Я никогда не думал и не предполагал, что вам… не все равно, — запинаясь, сказал Давид.
Ответа не последовало. Симеон Холли отвел глаза и смотрел в сторону.
— Дядя Симеон, пожалуйста! Думаю… думаю, я так и так не хочу уезжать. Я… уверен, что не хочу уезжать — и оставлять вас!
Тогда Симеон Холли повернулся к нему и заговорил.
— Уезжать? Конечно, ты уедешь, Давид. Думаешь, я привяжу тебя к себе теперь? — сказал он, задыхаясь. — Я всем обязан тебе — домом, сыном, счастьем! Уезжать? Конечно, ты уедешь. Неужто ты впрямь думаешь, что я дам тебе остаться! Пойдем, спустимся к матери и скажем ей. Подозреваю, она захочет прямо сегодня приняться за починку твоих носков!
Настала очередь Симеона Холли совершить огромную жертву. Он принял это с гордо поднятой головой и решительным шагом первым спустился вниз.
Друзья, родственники, восторженная публика, головокружительные счета в банках — все это теперь есть у Давида. Но каждый год он, уже взрослый человек, берет скрипку и едет в маленький городок высоко в горах. Там, на тихой кухне, он играет старику и старушке, и всегда говорит себе, что тренируется, готовясь к моменту, когда со скрипкой наготове, касаясь струн смычком, он отправится на встречу с отцом в далекую страну и расскажет ему, какой прекрасный мир оставил здесь.
Автор книги — популярная американская писательница Элинор Портер, известная в России благодаря своим повестям о Поллианне.
Давид (параллель с царем-пастухом Давидом, играющем на арфе, лежит в самой основе книги) — 10-летний мальчик. Он живет в идиллической горной местности со своим отцом, который обучает его виртуозной игре на скрипке. После внезапной смерти отца сирота не может вспомнить ни собственной фамилии, ни каких-либо иных родственников. Он — «просто Давид». Его усыновляет пожилая супружеская пара. Нравственная незамутненность и музыкальный талант Давида привлекают к нему жителей деревни. Он обладает поразительной способностью при любых обстоятельствах радоваться жизни, видеть во всем и во всех лучшие стороны.