Просто хочу
Шрифт:
Крис подошел и обнял меня сзади. Просто замерз. Хочет согреться. Мы же не парочка. Но кто мне запретит представить, что он в меня влюблен. Что мы двое влюбленных, которые делят романтику осеннего вечера. Он тактично молчал, не прерывая мой внезапный приступ тишины. Я бы стояла здесь всю ночь, но Крис не выдержал.
— Ты такая маленькая, — сказал он тихо мне в макушку.
— Я нормальная. Это ты здоровый, — опять задрожала, но уже от холода.
Его руки крепче сомкнулись вокруг меня.
— Наверно, думаешь, какого дьявола мы сюда притащились?
— Между желанием обкончаться и напиться горячего кофе? Да, пожалуй,
— Умеете же вы мужики все опошлить.
— Что поделать, такие мы… Рассказывай.
— Здесь целая эпоха, Крис. Меня понесет, а ты замерз, — я приняла протянутую сигарету, — Давай покурим и пойдем.
— Давай покурим, и ты начнешь рассказывать. Обещаю остановить, когда совсем окоченею.
Зря он это сказал. Меня хлебом не корми — дай потрепаться.
— Это был в девятнадцатом веке. Царская Россия. Сумасшедшее время. Золотой век литературы.
— Толстой, Достоевский… — решил блеснуть Мэйсон.
— Кто-то сделал домашнее задание, усмехнулась я.
Он фыркнул мне в ухо вместо ответа.
— Знаешь, мой препод по русской литературе говорил, что Достоевского для души читают только сумасшедшие.
— Смотрю, ты тоже готовилась к моему приезду, — не спустил мне Крис.
— Было дело, — я не собиралась отнекиваться.
Да, торчала на фан-сайтах, читала все последние интервью, знаю, что он любит Достоевского.
— Еще не окоченел?
— Нет, продолжай.
— «На высоком берегу стояли два юноши. Оба, на заре жизни, смотрели на умирающий день и верили его будущему восходу. Оба, пророки будущего, смотрели, как гаснет свет проходящего дня, и верили, что земля не надолго останется во мраке. И сознание грядущего электрической искрой пробежало по душам их, сердца их забились с одинакою силой. И они бросились в объятия друг другу и сказали: «Вместе идем! Вместе идем!»» — я помнила наизусть этот отрывок из «Трех мгновений» Огарева, — Эти слова не унес ветер. Они впитались в их судьбы, соединив одним стремлением. Оба были талантливы и свободолюбивы. Оба бежали из России. Но даже в эмиграции они продолжали жить русскими тревогами. Видишь эти светильники? — я вырвалась из его рук, подбежала к мемориалу, — Это «Полярная звезда» — альманах Герцена. Вся запрещенная цензурой литература печаталась в нем. Второй — «Колокол», газета, которую задумал Огарев. Ты бы знал, как они разносили там царскую политику. Обхохочешься. Лучше, пожалуй, только Феофелакт Косичкин, хотя я Пушкина больше люблю в стихах:
Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут.Я одернула себя, заткнулась. Вышла из транса, сознавая, что даже не помню, на каком языке вещала. Кажется, Пушкина не осмелилась перевести. Крис стоял за моей спиной. Какой-то потерянный.
— Я по-русски говорила? — остается надеяться, что он не впал в ступор, как я.
— Кажется, вперемешку… — он в мгновение сократил расстояние между нами, — Еще. Прочитай. Только про любовь.
Как он понял, что предыдущие были не про нее? Из контекста или я вошла в образ? Кристофер смотрел мне прямо в глаза. Он ждал. Слова сами собой полились:
— Я вас люблю, — хоть я бешусь, ХотьПростите, Александр Сергеевич, упоминание Алины и Опочки не вписалось в обстановку… и мои чувства. Кристофер, скорее всего, осознавал наличие признания в любви.
— София, — тихо выдохнул он мое полное имя.
Я не поняла, кто первый сделал шаг вперед. Да это было и не важно. Важно лишь ощущать его горячие, неистовые губы, которые накрывают мой рот. Сумасшедшие движения языка, который истязает меня, требует такого же страстного ответа. Важно, что земля уходит из-под ног.
Великие классики, на что вы меня обрекли?
Я поднималась на цыпочки, чтобы быть ближе. Он утопил ладонь в моих волосах, растрепав их вместе с ветром. Я чувствовала, его желание, прижималась сильнее, извлекая из его горла стоны.
— Боже, Софи, я не могу, — он вдруг оттолкнул меня, — Это не выносимо, пожалуйста, отпусти.
Только после этой просьбы я осознала, что вцепилась в ремень на его джинсах. Кажется, притягивала его к себе.
Я разжала пальцы. Это так по-русски соблазнять парня в темном лесу стихами и бесстыдствами. Осталось только заняться сексом, спустив штаны, прислонившись к дереву, отмораживая все, что можно. Я зажмурилась, прогоняя наваждение, затрясла головой.
— Софи, я…
Я закрыла уши руками, не желая слушать.
— Ничего не говори. Пошли отсюда.
Я почти бежала до машины. Зря торопилась. Мы оказались в замкнутом пространстве салона. Его было слишком много. Дыхание, голос, запах. Невозможно отвлечься. Я потянулась к магнитоле, но Кристофер перехватил мою руку на полпути.
— Софи, перестань, — решительно сердитый.
Никогда не злите Криса Мэйсона. Он в гневе еще более прекрасен.
— Уже перестала. И больше не буду начинать. Обещаю, — я пыталась вырвать руку, но он держал крепко.
— Если я не справляюсь с физиологией — это не повод чувствовать себя виноватой.
— Не поняла.
Кажется, мы оба запутались в мотивах и ощущениях. Неужели именно сейчас нужно расставлять все точки над «i»? Я совсем ничего не соображаю.
— У меня слишком давно никого не было. И ты мне об этом весь день напоминаешь, — он, наконец, отпустил мою руку.
— Хочешь сказать, что давно сексом не занимался?
Я тут о высоком вещаю, а ему потрахаться! Очуметь.
— Да, — Теперь Крис прятал глаза.