Просто игра
Шрифт:
– Здесь можно побыть совсем другим человеком.
– А есть еще такая болезнь, - услужливо сообщил Шустрик, - раздвоение личности. Шизофрения называется.
Мик поскреб волосатую шею.
– В свое время знакомые мне такой диагноз и ставили. А потом мне в голову пришла такая интересная мысль: а может, мы-то нормальные, а вокруг одни психи?
– Жить, - сказал Шустрик глубокомысленно, - нужно играя и играть живя.
– Ну совсем-то другим не получается...
– с сомнением заметила Кошка.
– Да?
– сказал Улыбка.
– У меня, например, по жизни очень скверный
– У тебя?
– неподдельно изумилась Кошка. Улыбка был из тех редких капитанов, которые в случае проигрыша не обзывают свою команду козлами и идиотами, не напрягают демонстрацией своей власти и излишней опекой. Кошка поглядела на потолок, подумала и перегнувшись через стол, спросила:
– А веришь, что я по жизни очень закомплексованная и нерешительная девушка?
Улыбка, подавшийся ей навстречу, беззвучно засмеялся - в полумраке блеснули белые ровные зубы:
– Что девушка - верю!
Кошка перехватила взгляд Арнольда на их сцепленные руки и внутренне ощетинилась - пьяный Арнольд начинал язвить все, на чем фокусировался его взгляд. Но Арнольд, на удивление, промолчал. Выступил обнявший Кошку за плечи Мик:
– Ох, народ, за что же я вас так люблю? Ведь я же вижу в всего несколько раз в году!
– За то и любишь, - сказала Кошка.
И вот они лежали мордой в землю - кто молча, кто вполне внятно матерясь - попасть на "сковородку" после хорошего получасового броска безо всяких происшествий по "надежной" улыбкинской карте...
Кошка лежала там, где ее застал возглас Улыбки - спрятав под себя руки, натянув на голову воротник куртки и одним глазом поглядывая на братьев-сталкеров. Шустрик вертелся, действительно как уж на сковородке, непрерывно ругая Мика, так их уевшего, и время от времени зверски шипел на пытавшегося поднять голову Лоха. Арнольд лежал молча и монументально. Улыбку, упавшего первым, не было видно из-за его мерно дышащей груди... Могло быть и хуже - в конце концов, лежишь на сухой земле, на листьях, черт подери, опять яичники застудишь... И ради того, чтобы полежать мордой в землю на заброшенном комбинате в окружении здоровенных придурков, платишь такие деньги, кидаешь дитя родное, едешь черте куда, наплевав на работу и личную жизнь, и...
– Подъем!
– сказал Улыбка, и Кошка одним прыжком оказалась на ногах.
– Все живы?
– осведомился севший Арнольд Улыбка, морщась, разглядывал "сковородку" - выжженный круг травы.
– У меня правая рука поджарилась. У Лоха - левое ухо...
– А че?
– Башкой вертеть не будешь, вот че!
– разъяснил Шустрик.
– ...рекомендую перевязать. А у Шустрика...
– Шустрик, отряхивающий штаны, замер. На лице капитана появилась коварная ухмылка.
– ...обгорело причинное место...
– Кошка, перевяжи!
– немедленно сказал Шустрик, расстегивая пряжку ремня. Кошка наклонила голову и стала смотреть с подчеркнутым интересом. Пальцы Шустрика двигались все медленнее...
– Тоже ерзал, как уж на сковородке, - проворчал Улыбка.
– Ладно, задница у тебя обгорела.
Лох безуспешно пытался обмотать ухо и краснел от натуги и Арнольд, все еще сидевший на земле, некоторое время наблюдал
– Подь сюда, скаут...
– и щедрой рукой намотал Лоху на голову белоснежный чепчик. Держась за поясницу, Шустрик бродил вокруг, охами и вздохами демонстрируя свои страдания. Улыбка, орудуя зубами и левой рукой, ловко перематывал правую. Когда она догадалась подойти, осталось только закрепить бинт. Завязать узелок. Кошка осталась стоять рядом - Улыбка вопросительно вскинул глаза, отразившие небо бабьего лета.
– А я, значит, нигде не обгорела?
Улыбка посмотрел на "сковородку".
– Ты - и Арнольд - были на границе круга, - сказал спокойно.
– Если хочешь обгореть, в следующий раз падай удачней - в центр.
– Извини, - сказала Кошка, чувствуя себя глупо.
– Нет проблем.
– Эй, Кошка, недовольна?
– крикнул Шустрик.
– Хочешь, задницами махнемся?
– Мне своя больше нравится.
– И мне тоже, - охотно согласился Шустрик.
Кошка решила не уточнять, о какой из двух возможных идет речь.
– Ну ни хрена себе Мик дает!
– восхищался Шустрик. Вертолет кружил над ними уже минут десять, словно пес на поводке: заметят, считай себя покойником.
– Вот, где наши сотенки!
– А если в винт камнем?
– предложил Лох.
– А если по ушам?
– вопросил Шустрик.
Кошка покосилась на Улыбку - тот, казалось, дремал, прикрыв лицо локтем. Сорвала травинку и сосредоточенно пощекотала подбородок капитана. Тот отмахнулся лениво - раз, другой - потом угол его рта пополз вверх и, не раскрывая глаз, Улыбка попытался перехватить кошкины пальцы - та едва успела отдернуть руку. Шустрик наблюдал за ними, положив подбородок на сложенные друг на друга кулаки. Вздохнул:
– Чисто дети!
И немедленно уполз щекотать уснувшего Арнольда.
Извини, Улыбка, - проныл Арнольд. Он сидел, прислонившись спиной к стене и уныло смотрел на свои длинные вытянутые ноги. Четверо стояли перед ним и хмуро взирали на них же. Ноги до колен были заляпаны синей краской Арнольд вломился в "ведьмин студень".
– Так, - сказал Улыбка и, вскинув руку, посмотрел на часы.
– Ноги до колен парализованы. Если за полчаса не доставим к костоправу, Арнольд загнется.
Кошка поглядела на кислые рожи сталкеров. Возвращаться ни кому не хотелось - Игра всего ничего, а тащить на себе громадного Арнольда, да еще с риском попасть в ловушку или напороться на полицейских и загреметь на несколько часов в тюрьму или мертвятник... Шустрик присел было на край стены, но увидев обращенные на него взгляды, подскочил, как ужаленный, хватаясь за тощую задницу.
– Ое-ей! Волдырь лопнул!
Лох с удовольствием зафыркал. Улыбка поглядел на свою команду, на дорогу назад, пощурился на солнце и сказал:
– Ну, Лох отпадает...
Хоть и с неохотой, все согласились: для того, чтобы тащить Арнольда, нужно три таких Лоха.
– Спички у кого есть? Будем тянуть.
– сказал Шустрик.
– Кто гаечку дальше кинет, тот и остается.
– Ну да!
– заныл Шустрик.
– Сам так целый месяц тренировался, а теперь нас строишь!
– А тебе кто не давал?