Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
Может, он импотентом стал? Предлагала сходить к сексопатологу, профессору, самому дорогому — только усмехнулся в ответ и попросил больше не говорить на эту тему.
На какую же тему с ним говорить?! Что еще можно сделать? Она старается, а он сидит, уткнувшись в книгу, а потом скажет: ты извини, Лариса, я сегодня неважно себя чувствую, иди домой.
Вот так муж! Послать бы его к черту, забыть, вон, Валет, как увидит ее, так глазки туманом подергиваются, вспоминает, еще хочет встретиться. А она только и думает о Сергее! И никак, ну никак не может выбросить
Вот сидит за своим рабочим столом и сосредоточиться не может. Какая уж тут работа!
В комнату вошел хозяин фирмы «Кондор», в которой служила Лариса, Василий Иванович Садовников — высокий, широкоплечий мужчина лет сорока с густыми черными бровями на одутловатом лице, про таких в народе говорят: мордастый. Остановился у стола, за которым сидела Лариса, посмотрел на выключенный компьютер.
— Проблемы? — Голос у него был жесткий, чувствовалась номенклатурная закалка.
— Как и у всех, — пробурчала Лариса, включая компьютер. — Как можно спокойно работать с таким балансом? По-моему, Василий Иванович, вы ошиблись в выборе программы.
— Права, — кивнул Садовников. — На этом деле мы прогораем потихоньку. Пора переключиться. Есть предложения?
— Есть. Азиатская бытовая техника. Дешево и сердито. Но для этого необходимы средства.
— Кое-что у нас есть. Кое-что будет. Знаешь Нигилиста, Петра Яковлевича?
— Слышала, — насторожилась Лариса. — А что?
— Завтра прибывает крупная партия финского «Мальборо», он мне по-дружески, мы когда-то вместе в ЦК работали, дает на реализацию, если смогу сделать это быстро. За день-другой, пока он будет в Германии. Десять процентов — наши комиссионные. Миллион пачек.
— Если отдать по восемьдесят пять рублей, это будет… восемь с половиной миллионов — наша прибыль. С учетом того, что есть, — неплохо, — оживилась Лариса.
— А если по девяносто отдать, а сказать, что по восемьдесят пять, наш навар будет восемь с половиной плюс пять миллионов. Еще лучше. Так?
— Так-то оно так, — замялась Лариса, — но, насколько я знаю, Нигилист очень не любит, когда его обманывают. Если узнает — нам несдобровать. Вы же понимаете, в таких делах все строится на доверии. Раз обманешь — никто с тобой работать потом не станет, да еще штрафные санкции навесят.
— Как узнает? Накладные мы оформим сами, расплатимся налом.
— Продать в Москве крупную партию так быстро — очень сложно, Василий Иванович. Но продать так, чтобы цену утаить, — совсем сложно. Я не знаю таких покупателей.
— Они есть, — уверенно хохотнул Садовников. — Только нужно найти. Ты не знаешь, я пока тоже. Подумаем. Подключим к этому делу кое-кого из моих знакомых, не связанных с большим бизнесом. Знаешь, люди общаются друг с другом, спрашивают, советуются. Глядишь, и выйдем на нужных покупателей, желательно — залетных бизнесменов. И Нигилист ни о чем не узнает. Хотя ты права, он ко мне по-дружески, по старой памяти хорошо отнесся, если пронюхает, что я его на пять лимонов кинул, обидится. Риск, конечно, есть. Но попробуем, пока он будет в Германии пиво пить, что-нибудь придумаем.
— Валет знает?
— Никто не должен знать об этом. Ты и я.
— Понятно.
— А потом бросим все силы на Азию. Гонконг, Сингапур, Малайзия нам помогут.
— Будем надеяться. Я уже вышла на представителей сингапурских компаний, думаю, сможем договориться. Два магазина у нас есть, склады — тоже. Приказываете — вперед?
— Пока будем думать о сигаретах. А потом, конечно, только вперед, к светлому будущему всего человечества. Как говорится, слушали — постановили. Но сигареты — вопрос наиважнейший сейчас! Ищи покупателей, Лариса. Только тихо.
Василий Иванович кивнул, подтверждая сказанное, и удалился. Лариса включила компьютер, уставилась на голубой экран. Миллион пачек! Трудно даже представить себе, сколько же они места занимают. Но продать можно, сигареты дорожают не по дням, а по часам, тот, кто вложит сейчас деньги, большую прибыль получит. Оставить бы всю партию у себя на складе, через месяц-другой столько можно наварить! Да денег, чтобы расплатиться с Нигилистом, нет.
Можно, можно продать, но утаить цену от Нигилиста — невозможно. Кто-нибудь да проговорится, где-нибудь да выплывет. Большой риск, Василий Иванович…
Сейчас бы броситься на поиски покупателя, поднять на ноги всех друзей, позвонить в другие города… Да сил нет, и желания тоже. Сергей, Сергей, ну почему ты такой холодный? Устроила тебя в фирму, работаешь экспедитором, через день, получаешь в три раза больше, чем в палатке, жена у тебя — любящая, молодая, красивая, что еще надо?
Что тебе вообще, дураку, надо?!
Кто-нибудь знает об этом?..
Нигилист сидел в кресле, положив руки на колени, и молча смотрел на Наташу. Она сидела в другом кресле. Вот уже несколько минут они сидели молча. Наконец Нигилист не выдержал.
— Твое упрямство необъяснимо. Я выполнил все условия, которые ты поставила, обеспечил тебя жильем, деньгами — абсолютно всем! А ты отказываешь мне в самой малости! Хорошо, допустим, я поступил плохо, отвратительно, но ведь я исправился! Я столько сделал для тебя, Наташа! Я, так сказать, искупил свою вину.
— Ты считаешь, такое можно искупить?
— Любую вину можно искупить.
— Перед кем? Перед публикой? Может быть, ты искупил. Но не передо мной, Петя. Я не хочу тебя видеть. Не хочу — можешь это понять?
— Нет, не могу! Разве то, что я для тебя сделал, не стоит той малости, которую прошу? Два раза в неделю приходить ко мне — всего два раза! И у тебя — никаких проблем! Я даже допускаю, что ты можешь встречаться с другим мужчиной, можешь выйти замуж, но два раза в неделю… Разве это много?
— Да, это очень много.
— Почему? Мы ведь жили вместе несколько месяцев, спали в одной постели, и все было вроде бы нормально. Что же изменилось?
— А ты не понимаешь?
— Не понимаю!