Просто незабываемая

Бэлоу Мэри

Совершенно очевидно, что это не семейная гостиная.

Однако мисс Маршалл предложила объяснение, которое частично успокоило Фрэнсис:

– Фортепьяно здесь гораздо лучше, чем в гостиной, а дедушка утверждает, что ничто, кроме самого лучшего, для вас, мисс Аллард, не подходит. Правда, я не понимаю, почему убрали перегородки. Сейчас музыкальный и бальный залы объединены, но, не сомневаюсь, завтра вечером перегородки поставят на место, и вашему голосу не потребуется заполнять такое огромное пространство. Но все равно это нехорошо. Вы должны репетировать в том же помещении, где будете петь.

«Как

было бы замечательно, – с тоской подумала Фрэнсис, оглядываясь по сторонам, – если бы этот зал был заполнен слушателями». Когда-то она мечтала выступать именно в таком зале.

Пока она распевалась, исполняя гаммы и упражнения, которые выучила еще в юности, она подстроила голос к размеру комнаты, хотя была совершенно уверена, что завтра вечером ей придется приспосабливаться к меньшему пространству.

– Теперь я понимаю, что имела в виду Эйми, говоря, что никто не станет обращать внимания на мой аккомпанемент, когда вы начнете петь, – сказала мисс Маршалл, аккуратно складывая нотные листы на пюпитр, после того как они закончили. – Мисс Аллард, я никогда не слышала более чудесного голоса.

– О, благодарю вас! – Фрэнсис тепло улыбнулась ей. – Но, знаете, вы отличный пианист, и никогда не нужно бояться слушателей. У вас нет причин волноваться по поводу завтрашнего вечера, когда нас будут слушать только ваша семья и мои бабушки. И уверяю вас, мои бабушки совсем не страшные. – Надев шляпу и завязав под подбородком ленты, Фрэнсис напоследок еще раз окинула взглядом бальный зал, который следующим вечером будет скрыт перегородкой.

– И давно ты стоишь здесь? – спросила мисс Маршалл, явно адресуясь не к Фрэнсис. – Я думала, ты сопровождаешь мисс Хант на прием в саду у Мюриэл Хэммингс. – Конечно же, она обращалась к виконту Синклеру, который стоял на пороге, опираясь на дверной косяк, словно находился там уже довольно давно.

– Из провинции приехали какие-то кузены, и, чтобы их встретить, прием в саду пришлось отменить, – ответил он.

– По крайней мере ты мог бы дать знать о своем присутствии, – недовольно сказала ему сестра. – Ты слушал?

– Слушал, – сознался Лусиус. – Но если ты и взяла хоть одну фальшивую ноту, Кэролайн, я ее не заметил и, уверен, мисс Аллард тоже.

– Ты должен распорядиться, чтобы перегородки поставили на место, – сказала мисс Маршалл. – В таком помещении очень неудобно репетировать, хотя, должна признаться, голос мисс Аллард великолепно подходит для него.

– Да, я тоже так считаю, – подтвердил Лусиус и, оттолкнувшись от косяка, стал прямо.

– Мне пора идти, – сказала Фрэнсис, даже не взглянув на него. – Я и так уже задержалась на десять минут дольше, чем собиралась. Бедный Томас устанет меня ждать.

– К этому времени бедный Томас, наверное, уже попивает эль, разумеется, если его экипаж способен двигаться быстрее, чем сонная черепаха. Я отпустил его, – сообщил виконт Синклер.

– Что вы сделали? – Повернув голову, Фрэнсис возмущенно посмотрела на него. – Теперь мне придется идти домой пешком.

– Это очень долгая дорога, – заметил Синклер. – Особенно в такой теплый, солнечный день, как сегодня.

Он не понимал, что ее могли увидеть, когда она будет идти по улице респектабельного Мейфэра.

– Лус, – строго сказала его сестра, – мисс Аллард не взяла с собой горничную.

– Я

провожу ее.

– Мне не нужна горничная, я не девочка, – отозвалась Фрэнсис. – И я не стану затруднять вас, виконт Синклер.

– Для меня это совсем нетрудно, – возразил он, и у него в глазах появился уже знакомый Фрэнсис блеск, – и мне хочется пройтись.

Что еще могла сказать Фрэнсис в присутствии мисс Маршалл? Лусиус прекрасно знал, что она не станет устраивать сцену.

Для того, кому она дважды отказала – она, простая школьная учительница, – виконт был на редкость настойчив, но Фрэнсис давно поняла, что он упрямый, а временами и агрессивный человек, что он импульсивен и безрассуден, что его трудно заставить отказаться от того, что он вбил себе в голову.

По какой причине он решил во что бы то ни стало добиться ее расположения, Фрэнсис не знала, но это и не имело значения. Раз она сказала «нет», то должна и дальше продолжать повторять это.

Она молча спустилась вместе с виконтом Синклером по длинной изогнутой лестнице в просторный холл и вышла через парадную дверь. Ей оставалось только надеяться, что в этот предвечерний час улицы между Кавендиш-сквер и Портмен-стрит будут пустынными.

Хотя Лусиус и обещал отобедать на Беркли-стрит с Балдерстонами, Порцией и кузенами Балдерстонов, он, не терзаясь угрызениями совести, послал вежливое извинение за то, что его планы изменились, и остался дома.

С тех пор как несколько минут назад прибыла Фрэнсис – ее приезд он увидел из окна наверху, – Лусиус расхаживал по холлу перед бальным залом и время от времени останавливался, с трудом веря в то, что слышал. На званом вечере у Рейнолдсов он посчитал ее пение прекрасным, но чего он тогда не понял, так это того, что Фрэнсис приходилось сдерживать свой голос из-за относительно небольшого размера гостиной.

Сегодня днем она дала голосу свободу, хотя все же продолжала контролировать его.

Нет, у Хита волосы не просто станут дыбом, ему повезет, если они вообще не улетят с его головы.

Но Лусиус устроил пешую прогулку на Портмен-стрит е для того, чтобы просто поговорить о пении или поспорить с Фрэнсис. Он, черт побери, был влюблен в женщину и до сих пор почти ничего о ней не знал – правда, прежде ему никогда не казалось важным что-то узнать о женщине, я него женщины всегда оставались странными, своевольными, нелогичными созданиями, и он всегда с удовольствием держался на расстоянии от матери и сестер и никогда даже не пытался узнать или понять женщин, с которыми пал. Лусиусу по-настоящему никогда не приходило в голову, что он не знает и Порцию, хотя был знаком с ней почти всю свою жизнь. В этом никогда не было необходимости – не было ее и сейчас.

Но в отношении Фрэнсис все было важно.

– Это не дорога на Портмен-стрит, – сказала Фрэнсис, когда Лусиус, продев ее руку себе под локоть, свернул с Кавендиш-сквер.

– Есть много способов попасть туда, более быстрых и прямых, чем другие. Фрэнсис, неужели вы настолько обессилели, что можете идти только кратчайшей дорогой?

– Мои силы здесь абсолютно ни при чем. Бабушки ожидают моего возвращения к чаю.

– Нет, не ожидают. Я послал с Томасом записку и сообщил, что поведу вас на прогулку в парк, прежде чем проводить домой. Они обрадуются. Я им нравлюсь.