Простодушное чтение
Шрифт:
Не знаю, хотел этого автор или нет, но книга оставляет тяжкое впечатление. Оптимистической трагедии, как мне кажется, не получилось. Что касается меня, то я прочитал ее еще и как своеобразную констатацию умонастроений нашего сегодняшнего общества. Как его реакцию на 90-е годы, очень быстро сделавшие для моих сограждан слова «демократ» и «либерал» ругательными. Общество, рвавшееся к свободе и получившее ее, вдруг обнаружило, что свобода – далеко не всегда «сладкое слово», что она требует созидательного ума (того, что сейчас называют «креативностью»), ответственности за свой выбор, жесткой самодисциплины, мужества, развитого нравственного чувства и трудовой этики. Увы, мужественное высказывание Владимира Солоухина в конце 80-х про то, что
Ну а в заключение – о реакции читающей аудитории на роман Прилепина. Она и радует, и настораживает – книгу активно читают, появилось огромное количество рецензий и откликов, роман попал в самые престижные премиальные рейтинги, чуть не получил «Нацбест». Ему даже прочат Букера – при том, что его художественные достоинства, скажем так, не слишком впечатляют. Еще немного – и литературная общественность зеркально воспроизведет – истово, искренне – ситуацию с Ленинской премией по литературе, присужденной «Малой земле» и «Целине». У литературных критиков, у интеллигентного сообщества как будто проснулась какая-то повышенная стыдливость – в подтексте их печатных отзывов как бы висит: да бог с ними, художественными достоинствами, когда здесь о «национальной боли», о подвижничестве и жертвенности, о «правде нового поколения», о новых «мучениках». Ну а все-таки – почему бы на этот раз и не подумать, не поддаваясь даже на самые «благородные» чувства. Не вижу в этом ничего безнравственного. Напротив. Нравственность – это прежде всего ответственность мысли. Ну, на худой конец, если и не подумать, то хотя бы память напрячь. Работая над этой рецензией, я мучился странным дежавю: где-то все это – то, что пытаюсь сформулировать, – я уже читал. Я полез в книги проверить.
«Каких бы убеждений ни держались различные группы русской интеллигентной молодежи, в конечном счете <.> они движутся одним и тем же идеалом. <.> Этот идеал – глубоко личного, интимного характера и выражается в стремлении к смерти, в желании и себе и другим доказать, что я не боюсь смерти и готов постоянно ее принять. Вот, в сущности, единственное и логическое и моральное обоснование убеждений, признаваемое нашей революционной молодежью в лице ее наиболее чистых представителей. Твои убеждения приводят тебя к крестной жертве – они святы, они прогрессивны, ты прав…» —
это написано в одной знаменитой русской книге, которой через три года исполнится сто лет, – в сборнике «Вехи»; приведенная цитата принадлежит А. С. Изгоеву. А вот еще один комментарий оттуда же к переживаемой нами ситуации:
«Духовная педократия – есть величайшее зло нашего общества, а вместе и симптоматическое проявление интеллигентского героизма, его основных черт, но в подчеркнутом и утрированном виде. Это уродливое соотношение, при котором оценки и мнения „учащейся молодежи“ оказываются руководящими <…> и для старших, и для младших», – С. Н. Булгаков, «Героизм и подвижничество».
Разговор с бесами
Андрей Серегин. Предисловие к будущему// «Новый мир», 2000, № 6
С восхищенным изумлением читал я этот текст. Какое владение мыслью, словом, интонацией! Эрудиция какая. И форма как точно выбрана: откровения бесов на излете тысячелетия – остро, шокирующе; парадокс на парадоксе. Бодрит, как бутылка водки в подъезде. На троих хряпнули – Фауст, Мефистофель, ну и, соответственно, слуга ваш
Наконец-то пришел мальчик и сказал, что король-то голый. Как говорится, устами младенцев; устами шутов, маргиналов, провокаторов… Это как раз то, что нужно, когда замыливается мысль и скользит, как в салазках, уже ничего не цепляя.
О чем текст? Если коротко, – о нашей нелепой гордыни «гуманистов», искренне считающих себя итогом и венцом человеческого развития. О гуманизме как форме недомыслия. О гуманизме как неком щите, которым люди, считающие себя гуманистами, закрываются от реальности. И о том, как, зажмурившись, чтобы не видеть реальности, курочат живую жизнь под себя, под свои «гуманистические идеалы». О философских традициях оправдания и утверждения этой позиции.
И о том, что у гуманизма руки в крови по локоть. Сталин и Гитлер – порождение именно гуманизма. Гуманизм ведет человечество в тупик. Гуманистические «нетленные ценности» – это морок. Причем идейки, типа прав личности, либеральной демократии, свободы совести и проч. – морок самоубийственный. И чем дольше он продлится, тем страшнее и неотвратимее будет расплата. Ибо главное заблуждение, главный порок гуманизма – это нелепый пафос борьбы человека со страданием, с несчастьем. Страдание, несчастье – явление очень даже естественные и по-своему необходимые для человека. И здесь, по мнению автора, за Бога цепляться не надо, он не то, что думают гуманисты. Он грозен, «не мир, но меч» несет он. Ну и так далее и так далее.
Автор проходится чуть ли не по всему «гуманистическому дискурсу», выметая, как писали публицисты во времена моей молодости, «поганой метлой»… Перед читателем во весь рост, во всей отвратности встает образ гуманизма – смердящего мертвеца, вставшего из могилы и гнилостным дыханием своим разлагающий вокруг все.
…Нет, я в принципе ничего не имею против того, чтобы отдраить гуманизм с песочком. Давно пора – столько на нем дряни разной наросло, столько глупостей продекларировано, столько трусости и самоупоения явлено. Тут, к счастью, мне не нужно особенно распространяться – отошлю к тексту Серегина, он эту работу сделал не без блеска. (Если, конечно, не считать тех мест, где автор явно упрощает себе задачу, персонифицируя гуманизм (скажем, либерализм) карикатурными шестидесятниками (кто только их не пинал, поневоле зауважаешь!) или делая главным представителем сегодняшней гуманистической мысли постмодернизм (вот кому, уже просто по определению, дела нет до сфер, в которых обретаются понятия гуманизма и антигуманизма).
Все равно читать интересно. Пьянит азарт, хлесткость и, достаточно часто, точность формулировок.
Но после каждой пьянки бывает похмелье. Когда хорошо бы уже на трезвую голову, без лихого стебового разбега попробовать разобраться, а о чем, собственно, речь.
И вообще… есть ли хоть какая-то возможность говорить всерьез о гуманизме в предложенном Серегиным дискурсе?
Итак.
В каком смысле употребляется слово гуманизм у Серегина?
«…под гуманизмом подразумевается принцип гуманности в отношении ко всем людям без разбора, просто потому, что они – люди»;
«…отведем идее самоценности человека роль основополагающего принципа гуманистической традиции, а идею гуманности признаем ее закономерным, органичным итогом».
В очерченных здесь Серегиным рамках и будем пользоваться далее понятием «гуманизм».
И еще одна формулировка, она же – главный тезис Серегина:
«Если бы меня просили определить гуманизм одним словом, я бы сказал, что гуманизм – это недомыслие».