Просторы Многомирья
Шрифт:
Во многих опасных передрягах побывал Виш, много раз сражался один против многих, и всегда он дрался за справедливость и честь, защищал слабых, наказывал всяких разбойников и бандитов.
И всё же сражение с Тифмами поблизости от Ой-Чип-она было самым тяжёлым, самым опасным за всю его прежнюю жизнь. В ледяном воздухе стремительно двигался этот искусный боец, разрубал колдовскими клинками железо и провода, прыгал на своего верного Скула, летел к следующей Тифме.
Скул тоже сражался: ведь опасные приключения были стихией этого ящера. Он бил своим увенчанным костяным шаром хвостом по Тифмам, гнул
Но в этом лихорадочном, стремительном сражении, Виш проглядел тот момент, когда механический Степан унёс Винда, и только когда израненный Крылов канул в тёмной снежной туче, Виш приостановился, огляделся…
И сразу понял, что сражение проиграно. Пусть он уничтожал более двух десятков этих громадных чудовищ — Тифм; но эти два десятка ничего не значили в сравнении с той железной армадой, которая подлетала. Там были сотни, а, быть может, и тысячи врагов. Сфера Ой-чип-она порождала их столь же неустанно, как и снеговые тучи.
Виш стоял на раскуроченной, вращающейся вокруг своей оси Тифмы, и тут предупреждающе закричал Скул. Виш оглянулся, и обнаружил, что сразу пять Тифм несутся на него…
Голову одной из Тифм смял ударом хвоста Скул, клешню другой отсёк сам Виш — потом прыгнул, вцепился в ледяное железо, подтянулся, рубанул по шее, рассёк провода, увёртываясь от искр, перескочил точно на спину Скула, крикнул:
— В тучу! За Крыловым!
Скул, конечно, понял его, уже рванулся туда, но тут Тифма, которая казалась уничтоженной, вдруг дёрнулась и схватила Скула за крыло. Ящер ударил по голове Тифмы хвостом, раздавил её, но при этом потерял несколько драгоценных мгновений, и уже другая Тифма вцепилась в его крыло сразу несколькими клешнями, начала рвать…
Виш прыгнул, несколькими стремительными ударами разрубил клешни, но всё же крыло было сильно повреждено и теперь Скул не мог лететь так быстро, как прежде, не мог увёртываться от нападавших.
"Принять бой, который станет последним или попытаться спастись?!" — думал Виш. "Уничтожу ещё дюжину этих железок и погибну бесславно и бессмысленно? Нет! Надо попытаться спастись!.."
И закричал:
— Скул! Всё равно лети в тучу! Ты сможешь!! Давай!
Через несколько секунд ледяная мгла поглотила их: ветер, неистово завывая, ударил со всех сторон, начал вращать их, бросая ящера и его наездника из стороны в сторону…
Виш вцепился в Скула и орал:
— Борись! Сражайся! Ты должен победить! Я с тобой, и не оставлю тебя до самого конца!
И раненый Скул сражался из последних сил.
Когда сознание начало возвращаться к Винду, и он почувствовал жгучий, пронизывающий всё его тело холод, то вспомнил юноша про ЧИПА и про его ледяное и железное королевство. Где же ещё могло быть так неуютно и так холодно? Вот и решил Винд, что ЧИП схватил его…
Открывать глаза совсем не хотелось, но всё же он вынужден был это сделать, и увидел не только железо, но и камни, и снег. Снега кругом было очень много: неустанно дующий и воющий ветер нанёс уже целые сугробы, и, если бы не наполовину разрушенная скала, которая нависала над Виндом, то юноша тоже оказался бы погребённым…
Кое-где из-под снега торчало искорёженное железо: это были части покорёженных Тифм, причём некоторые из них ещё слегка подрагивали и дымились. "Значит, я ещё не в Ой-Чип-оне, а на мире Ог-го" — подумал Винд и, слабым голосом позвал:
— Гхал…
И тяжело, мучительно закашлялся. Чувство было такое, будто в груди засел колючий шар, ну а холод терзал неустанно.
Всё же, Винд, хватаясь ладонями за промёрзшие выступы на скале, поднялся на ноги. Посмотрел на плеть, которая слилась с его правой рукой. Изумрудное сияние, которое она источала, теперь почти померкло.
Сзади себя Винд услышал тяжёлый, протяжный стон. Обернулся он через чур резко, и поэтому поскользнулся на обледенелой поверхности. Едва успел схватиться за каменный выступ и расцарапал левую ладонь до крови. Но эта новая боль прошла незамеченной: ведь всё его ослабшее тело и так постоянно страдало от холода…
Сначала он увидел искорёженные остатки ещё одной Тифмы, потом заметил, что дёргаются они через чур сильно. Из-под них вновь раздался стон.
Тогда Винд занёс руку с плетью для удара. Но из-под обломков прозвучал знакомый голос:
— Ударь… друг… не медли…
Юноша опустил руку и, покачиваясь от порывов ветра, сделал несколько шагов вперёд. Заглянув под искорёженную Тифму увидел, что там, в овражке, лежит Гхал. Точнее — половина Гхала: голова, плечи, одна рука и часть туловища. Из туловища выступала его разодранная пищеварительная система. Синеватые огоньки пробегали над вытекшей из него вязкой жидкостью и источали столь необходимое тепло.
— Как же тебя так угораздило? — с горечью спросил Винд.
— Тифм было много, но я уничтожил их всех, — в басистом голосе Гхала чувствовалась гордость, но он тут же добавил. — Конечно, только тех, кто нападал в этот раз. На самом же деле у ЧИПА их превеликое множество; и он пошлёт их сюда. Или… вернее — уже послал…
— Когда они будут здесь?! — выкрикнул Винд, и вновь тяжело закашлялся.
— Скоро! В этом можешь быть уверен, так что не медли! Делай то, что нужно!
— А что — нужно? Я ведь должен тебе помочь. Но вот как?
— Ты мне уже не поможешь, Винд. Моё тело уничтожено и я умираю. Однако, во мне ещё пока ещё сохранилась жизненная сила, столь необходимая тебе. Ведь твоя плеть впитывает эту силу, так ударь, или просто прикоснись…
Тут Винд заметил, что плеть сама, словно змея, вытягивается к синеватой, горячей жидкости, которая вытекала из разорванного пищевода Гхала.
Юноша отдёрнул руку и крикнул:
— Нет!
Гхал прогудел совсем тихо, и Винд едва смог разобрать его слова за воем ветра:
— Это лучшее, что ты сейчас сможешь сделать. Сила, которая во мне осталась, поможет тебе спастись от Тифм. Но поторопись: я услышал какие-то звуки, возможно — они уже совсем рядом…
— Но я не могу!..
— Всё ты можешь! Скорее же…
Изумрудная плеть вновь потянулась к остаткам Гхал, и в этот раз Винд сопротивлялся не так уверенно, как вначале. Плеть почувствовала это — дёрнулась, обхватила выступающие из каменных остатков пищеварительные трубки, начала вытягивать, впитывать в себя то, что было в них.