Пространство Откровения
Шрифт:
Одиночество ее не смущало. Конечно, хотелось с кем-нибудь пообщаться, но не до мурашек на коже. И уж совсем не было желания повторить судьбу Нагорного. Возможно, когда корабль достигнет системы Йеллоустона, надо будет подумать о новом начальнике артиллерийской части.
Каким же образом это чувство тревоги пробилось через непроницаемые переборки разума?
Нет, ее встревожило не имя Нагорного. Дело в капитане. Он тут, рядом, вернее, не он, а то, чем он стал. Вольева попыталась взять себя в руки. Сделать это совершенно необходимо! Ведь предстоящая встреча с Бреннигеном вызывает уже привычный приступ тошноты.
Каким-то чудом установка для криосна, в котором пребывал Бренниген, продолжала функционировать. Это была старая модель, очень добротно сделанная, насколько могла судить Вольева. Капсула ухитрялась держать клетки капитана в стазисе, хотя ее оболочка растрескалась и через щели полезла, отсвечивая металлом, мерзкая поросль. Она походила на грибницу и заполняла всю внутренность камеры. Что бы ни осталось от Бреннигена, оно находилось в плену этой поросли.
Вблизи камеры стоял дикий холод. Вольева совсем продрогла. Однако работа есть работа. Она достала из кармана кюретку и с ее помощью взяла соскобы металлической поросли для анализа. В лаборатории она напустит на паразита смертельные вирусы в надежде найти такой, что подрубит его под корень. По опыту Илиа знала, что эксперимент ничего не даст. Плесень обладала фантастической способностью разрушать те молекулярные орудия, которые применяла против нее Вольева. Правда, особой спешки тоже не было. Морозильник обеспечивал Бреннигена температурой лишь на несколько сот милликельвинов выше абсолютного нуля, и это явно замедляло размножение грибка. С другой стороны, Вольева знала, что ни одно человеческое существо еще не выжило, побывав на таком холоде. Это ей, однако, не казалось особенно важным, учитывая состояние капитана.
Немного охрипшим голосом она сказала в браслет:
– Открыть мой файл с информацией о капитане. Добавить нижеследующее.
Браслет зачирикал, сообщая о готовности.
– Третье посещение капитана после моего пробуждения. Границы распространения…
Она замешкалась, сообразив, что непродуманная фраза наверняка вызовет гнев триумвира Хегази. Впрочем, не страшно. Назвать, что ли, эту мерзость плавящей чумой, как ее уже окрестили йеллоустонцы? Едва ли это будет разумно.
– …Болезни кажутся не изменившимися в сравнении с предыдущим осмотром. Пораженная площадь увеличилась лишь на несколько квадратных сантиметров. Криогенная камера чудом продолжает работать, но мне кажется, что нам следует приготовиться к ее неизбежному отказу в самом недалеком будущем. – Говоря это, Вольева подумала, что, когда это произойдет, у них сразу станет на одну проблему меньше, если не удастся переместить капитана в другую работающую камеру. (Как это сделать? Вопрос без ответа.) Ну и у самого капитана тоже не останется проблем. Во всяком случае, можно на это надеяться.
Вольева велела было браслету закрыть файл лабораторного журнала, но тут же добавила, искренне жалея, что не сэкономила затяжку для этой минуты:
– Согреть мозг капитана на пятьдесят милликельвинов.
Опыт подсказывал, что это минимальная величина того необходимого подогрева, без которого мозг капитана останется в ледяном стазисе. Чуть больше – и чума пожрет его слишком быстро.
– Капитан? – обратилась Вольева. – Вы слышите меня? Я Илиа.
Силвест выбрался из вездехода и направился к шурфам. Пока он говорил с Кэлвином, ветер заметно окреп. Щеки горели от ведьминской ласки летящего песка.
– Надеюсь, беседа пошла вам на пользу, – сказала Паскаль, снимая дыхательную маску, чтобы перекричать шум ветра. Она знала о Кэлвине, хотя напрямую с ним не общалась. – Вы готовы смотреть на вещи здраво?
– Слуку сюда.
В обычной обстановке она бы непременно взбунтовалась от такого приказного тона. Теперь же приходилось учитывать душевное состояние Силвеста, а потому Паскаль отправилась ко второму вездеходу и вернулась вместе со Слукой и горсткой ее сторонников.
– Как я поняла, вы готовы прислушаться к нам? – Ветер гонял выбившуюся прядь волос по выпуклым очкам. Время от времени Слука глотала воздух из маски, которую держала в руке; другая рука упиралась в бедро. – Если так, возможен разумный компромисс. Мы позаботимся о вашей репутации. Когда вернемся в Мантель, никто и словом не упомянет о том, что тут происходило. Скажем, что вы приказали нам собираться сразу же после получения штормового предупреждения. Все заслуги – ваши.
– И ты думаешь, это имеет какое-то значение?
Слука оскалилась:
– А какое значение имеет ваш проклятый обелиск? И уж если говорить напрямик, то кому нужны ваши гребаные амарантийцы?
– Значит, ты до сих пор не поняла, насколько это важно?
Осторожно – но не настолько, чтобы Силвест этого не заметил, – Паскаль начала снимать разговор, стоя чуть в стороне и держа камеру от компада в одной руке.
– Многие скажут, что тут и видеть нечего, – ответила Слука. – Это вы сами раздули значение амарантийцев, чтобы хоть чем-то занять своих археологов!
– Вот, значит, какого ты мнения, Слука? А впрочем, чего еще можно было от тебя ожидать. Не наш ты человек, не наш.
– В каком смысле?
– А в таком, что, если бы Жирардо понадобилось завербовать среди нас предателя, ты стала бы первым кандидатом.
Студентка повернулась к тем, кого Силвест про себя называл слукиными детьми.
– Вы только послушайте этого придурка! Уже в конспирологию ударился. Теперь и мы видим, что это псих, а большинство колонистов его давным-давно раскусили. – Она резко повернулась к Силвесту. – Короче, не о чем нам договариваться. Мы уедем, как только погрузим оборудование… или даже раньше, если буря усилится. Можете ехать с нами. – Она снова вдохнула из маски; ее лицо покраснело. – А можете рискнуть и остаться. Выбор зависит только от вас.
Он смотрел мимо Слуки на рабочих:
– Что ж, уезжайте. Бросайте раскопки и спасайте свою шкуру. Уж такой пустяк, как верность профессиональному долгу, вас, конечно, не остановит. Ну а если у кого-то все-таки хватит мужества закончить работу, ради которой мы при тащились в такую даль, я возражать не стану.
Силвест переводил взгляд с одного копача на другого, но все стыдливо отводили глаза. Он не знал их по именам, только в лицо, и то лишь потому, что работал с ними. Разумеется, никто из них не прилетел на корабле с Йеллоустона, никто не бывал нигде, кроме Ресургема с его немногочисленным населением, сосредоточенным в нескольких городишках посреди пустынь. Этим юнцам Силвест кажется неким дремучим пережитком.
– Сэр… – заговорил парень – возможно, тот самый, который первым сообщил Силвесту о штормовом предупреждении. – Сэр, вы уж не сочтите, что мы вас не уважаем. Но ведь и о себе надо подумать. Неужели не понимаете? То, что здесь закопано, не стоит такого риска.
– Вот тут-то ты и ошибся, – ответил Силвест. – Рискнуть стоит даже большим, чем жизнь, гораздо большим. Не понимаешь? Событие не было ниспослано амарантийцам свыше. Они сами устроили его.
Слука медленно кивнула:
– То есть они заставили свое солнце вспыхнуть? И вы верите в эту чушь?
– Если коротко, то да.
– Тогда крыша у вас поехала куда сильнее, чем мне казалось. – Слука повернулась к нему спиной. – Заводите вездеходы, мы уезжаем!
– А оборудование? – спросил Силвест.
– Останется тут, пусть хоть сгниет, мне плевать!
Толпа разделилась, люди пошли к машинам.
– Подождите! – закричал Силвест. – Выслушайте меня! Вам хватит одного вездехода, вы разместитесь все, раз бросаете оборудование!
Слука снова обернулась к нему:
– А вы?