Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства
Шрифт:
Лехе стало жутко. Он уже клял себя за то, что от одних бандитов побежал прятаться к другим. Но куда ж теперь деваться?
— Ладно, — сказал он таким спокойным голосом, каким взрослый человек говорит с дитем малым. — Мне, Костя, понятно, что ты человек маленький. И даже очень ясно, что тебе ваш основной может кой-чего лишнее оторвать, если ты ему привезешь какого-то незнакомого человека. Но у меня здесь (Леха похлопал себя по левой подмышке) — ствол. Знаешь, сколько бы дал Барон, чтоб этот ствол сейчас был у него, а я был бы трупом?
— Это почему? — теперь лицо Кости стало явно озабоченным.
— Потому что тогда ему весь ваш колхоз подставить — проще простого. И ваш основной в ногах бы у Пана валялся! — Леха даже сам испугался, не переборщил ли со своим блефом, но все равно молол языком нечто угрожающее, потому что видел, как нарастает в суровых и крутых глазах Костоправа сперва легкое сомнение, потом заметная жуть и, наконец, натуральный страх. — Если узнает основной, что ты меня по дури отдал, тебе скучно будет, уловил?
— Хрен с тобой, — махнул рукой Костя, — поедем. Я тебя предупредил, ты — меня. Мне высокой политики не доверяют, ждут, когда до двух пятидесяти подрасту. Заводи, Вова!
Леха ощутил какое-то приподнятое состояние, будто сто грамм выпил с устатку. Даже забыл начисто, что обещал Ирине и Галине: «Сбегаю до Кускова — и вернусь».
А они-то об этом помнили. Ждали-пождали — Леха не шел. Пообедали. Поначалу молча, поскольку ни та, ни другая не знали толком, кто кем приходится Лехе. Ирина подозревала, что Галина Лехина любовница, а та думала то же самое о другой. Правда, нашли общий язык быстро, когда выяснили, что Леха им обеим — никто. И поскольку ни та, ни другая про судьбу своих натуральных мужей еще ничего не знали в точности, но о многом уже догадывались, то выпив немного, — Галина отказывалась, но Ирка все-таки налила — перешли на «ты» и повели такой откровенный обмен мнениями, как будто всю жизнь были подругами не разлей вода. Конечно, и поплакали, и поругали мужиков, и покаялись во всяких. Вряд ли так получилось бы у самого Митрохина с Севкой. Потому что один всю жизнь принадлежал к категории «начальников», а другой — «мужиков». Бабы в этом смысле попроще.
Но в конце концов пришло время и для рассказов о самых страшных тайнах, то есть о событиях последних дней. Тем более что Леха все не шел, а Иркин Санька, приготовив уроки, уснул без задних ног.
Ирка, узнав о том, что Леха прямо на глазах у Галины застрелил двух бандитов, не поверила. Тем более что дело было после трех-четырех рюмочек.
— Откуда ж у него пистолет? — задала она тот самый простой вопрос, который Галина не сообразила задать В течение дня.
— Не знаю… Но у него и автомат есть.
— Врешь! — сказала Ирка с полным убеждением в своей правоте.
— Идем, покажу! — завелась Галина.
И они, заперев спящего Саньку в доме, отправились в Лехин дом. Пролезли известной дорожкой через подклет, и Галина достала из-под кровати сумку с волнухами, под которыми лежали автомат, коробка с патронами и тот пистолет, что Галина прихватила около убитого Мосла вместе с ключами от машины. Зажгли свет. Глянули…
— Вот это да! — ахнула Ирка. — Да ведь его ж за это посадят!
— А лучше будет, если безоружного убьют?
— Не знаю.
И тут постучали в окно.
— Это я, Алеша, Иван Петрович! Открой!
— Вот нелегкая принесла! — прошептала Ирка. — Он, этот Петрович, в КГБ когда-то служил… Чего будет-то?
Они притихли, но свет-то горел, а Петрович, конечно, в окошко уже и заглянуть успел… К тому же он дорогу через подклет тоже знал.
— Испугались? — сказал он, влезая в комнату к перепугавшимся и не успевшим ничего спрятать женщинам.
— Меня-то бояться не стоит. Я уж все понял. Лешка ведь ко мне приходил, я ему перевод делал. А там четко и ясно написано, что у нас в овраге фашистские диверсанты оружейный склад оставили. Вот у вас он и лежит: чистокровный немецкий «Машин пистоль» образца 1938 года. Некоторые малограмотные его «шмайссером» называют, хотя на самом деле это не так. ППШ, конечно, мне попривычнее, но и с такими дело имел. Ирин, там у Лехи ветошь кой-какая была и керосин в канистре. Будь добра, слазай, дочка!
Ирка полезла, а Кусков ловко вскрыл топориком немецкую цинку.
— Надо же! — вздохнул он. — Прямо как с завода! Вот укупорка, так укупорка. Патрон «парабеллум», калибр девять миллиметров. На двести метров бьет.
Он ловко разобрал автомат и, когда Ирка принесла керосин, принялся за расконсервацию оружия. Аж светился весь, старый хрен! Даже помолодел. И Галине, и Ирине поставил задачи, чего отмывать и как. Потом показал, как чистить ствол шомполом, и по этому поводу как-то совсем не по-учительски, а скорее, по-солдатски, отпустил шуточку, от которой Ира и Галя хохотали минут пять.
Так за часок и управились. Иван Петрович сходил домой, у него для дробовика хранилось немного ружейного масла.
— Немцы — народ аккуратный, — сказал Кусков, смазывая автомат, — оружие тоже аккуратное. Не позаботишься — откажет.
Собрав смазанный и протертый МП-38, Иван Петрович отложил его в сторону и взялся за магазин.
— Вот, — пояснил он, вынул из ящика патрон и большим пальцем утопил его в магазин, — такими вот пульками они нас и убивали. Ну и мы их тоже… Иногда. Мне вот в сорок третьем такой штуковиной бок прострелили. А я в сорок втором, когда они к нам в окоп заскочили, из такого же двух немцев убил. — Патрон за патроном вщелкивались в магазин. — Под завязку, тридцать две штуки. Рукоятка перезаряжания у него слева. Она же — предохранитель. Оттяни назад, заверни вот в этот вырез кверху — и все, случайно не стрельнет. Можно и в крайнем переднем положении зафиксировать — тоже не шарахнет.
Присоединив магазин к автомату, старик откинул металлический приклад, прицепил ремень, приложился в сторону окна.
— Жалко отдавать будет, — заметил он, — а надо. Иначе незаконное хранение оружия получается. Михалыч-то с Лешкой чего-то не едут… А темно уже.
— Так одиннадцатый час, Иван Петрович! — сказала Ирка.
— Может, они там на танцах остались? — предположила Галина.
— Нет, — возразила Буркина, — не может такого быть. Михалыч, если и остался, то потому, что напился. Алеха на танцы не ходит, он дома пьет. Ой, что это?
Послышался надсадный шум машины, взбирающейся в гору.
ОТПОР
— Это не Ванька едет, — определила Ирина, — легковая какая-то.
Неожиданно ритм мотора изменился.
— Притормозили, — отметил Иван Петрович, — вхолостую работает.
Донесся отдаленный стук.
— Высадили кого-то… — прокомментировал старик. — Опять поехали…
Свет фар двинулся по забору, тени лопухов, изгородей, строений побежали в световых пятнах.