Простых ремесел мастера
Шрифт:
Дверью со всей дури хлопнул – если попрятались гады по кустам, так вот он я, выходи по одному! Никто не вышел. Те, кто был тут, на лошадях, с оружием - ушли. От них остался лишь странный запах – гари.
Мельник, которого все в деревне по привычке звали молодой Пэлто, хотя у него росла уже вполне нормальная мужицкая борода, а папаня помер тому пять лет назад – молодой Пэлто сел на верхней ступеньке лестницы, ведущей к берегу реки. Сел и пригорюнился, обхватил голову своими здоровенными ладонями. Что делать-то?..
Второй
Пэлто отнял ладони от лица. Ну, не до вечера же так сидеть! Сколько не прячься от произошедшего – ничего не изменится. Повернулся к реке. И понял, почему те, кто рыскал по мельнице, так быстро ушли.
У самой воды валялись сапоги. Еще не набравшие воды, не успевшие, хорошие, добротные сапоги Фарда, выброшенные зачем-то ундинами. А пришлые решили, стало быть, что это он, Пэлто, утопился. А сапоги снял перед тем. Вот же дураки. Если уж топиться, то в сапогах. Да и сапоги у мельника есть и получше кузнецовых.
Пэлто резко поднялся на ноги. Злость требовала выхода. Утащили, твари хвостатые, кузнеца. Ну, ничего, сейчас он им покажет!
– Эй, пучеглазые! – голос мельника громко разнесся над запрудой. – А ну отдайте, что забрали. Не про вашу честь наш кузнец – чтобы под водой его оставлять для ваших дел тайных! Приманили, твари, знаю! Пели, поди, персями манили в лунные ночи. Но не про вашу он честь! Отдавайте!
Река все так же тихо журчала, медленно кружились водовороты у водяного колеса. Ничего.
– Ах так, да?! – Пэлто поднял с берега камень и размаху бросил. Тот булькнул, и снова ничего. – А я вот сейчас пойду, возьму кирку и разнесу плотину по бревнам да по камушкам! Вода большая, вымоет вас таким потоком из вашего омута да по берегам! И я суп из вас сварю, из тварей хвостатых! А ну отдавайте кузнеца!
Сначала из воды показался нос. Ну, так еще бы – выдающийся у Фарда нос. А потом он показался над водой весь. Пэлто крякнул, скинул сапоги – в компанию к кузнецовым. И шагнул в воду. Ухнул не хуже филина от того, как схватило дыхание, да пошел быстро-быстро, загребая воду ногами и руками.
Тело кузнеца было тяжелым – словно пропитался он тем железом, что всю жизнь ковал. Еле выволок его Пэлто на берег. И рухнул рядом. Зачем вытаскивал, спрашивается? Пусть бы упокоился кузнец на дне реки. А теперь могилу копай… Но Пэлто снова продолжил творить странные дела. Руки словно сами собой перевернули тяжелое тело, грудью себе на колени, спиной вверх. Пэлто, ругаясь сквозь зубы, стащил с Фарда заплечную перевязь с мечом, отбросил в сторону. И тяжелая ладонь мельника увесисто хлопнула по спине в синей мокрой рубахе, хлопнула раз, и второй, и третий. Во все стороны полетели капли.
Уж как обращаться с утопленниками, Пэлто знал. В омут у запруды и приходили топиться – в основном, обманутые девицы. За то время, что мельником
Он так и хлопал – сам не знал, зачем. Но отчего-то, когда Фард вдруг зашелся хриплым кашлем, и горлом его пошла зеленая, с тиной, вода – не удивился. Время, видать, такое пришло. Что всему не наудивляешься.
Отпихнул от себя все извергающего из себя воду кузнеца, обхватил руками колени. Холодно. Мокрому, и у воды – особенно.
– Где?! Где… я?! – надсадно прокаркал Фард.
– Вставай да в дом пошли, - и сам пример подал, поднялся на ноги Пэлто. – Земля еще стыла, не ровен час, хворь схватим.
_______
Рубаха и штаны Пэлто оказались Фарду велики, да кто бы теперь на это внимание обратил. Главное, что сухо. Распечатан бочонок медовухи, выигранный на осенней ярмарке в Кнате. Куда теперь беречь-то? К въевшемуся в самые стены запаху муки добавилась тинная вонь от Фарда, невыветрившаяся гарь от пришлых, а поверху – аромат меда и трав из стоявших на столе двух дубовых жбанов.
Глухо стукнули друг о друга жбаны, мужчины отпили и одинаковым жестом вытерли усы. Фард покосился на внутреннее, мельничное колесо.
– Что случилось?
– Что-что… - Пэлто еще раз приложился к жбану. – Приворожили тебя ундины. Вот ты в реку и сиганул. А я не успел тебя удержать. Да и эти тут пришли.
– Кто?
Во время рассказа мельника Фард только головой качал. Не перебивал, слушал внимательно.
– Однако… - в один долгий глоток ополовинил жбан, отломил краюху ржаного. – Надо возвращаться в деревню.
– Нет больше деревни, - раздался вдруг третий, не принадлежащий ни мельнику, ни кузнецу, голос. Мужчины за столом обернулись. В дверях стояла Гут. Хромоножка Гут, ученица старой травницы, матушки Кыс, что жила на другом, дальнем от кузницы, краю деревни, почти уже в лесу.
Бледна Гут, даже бела, так, что рыжие ее волосы кажутся красными. Шатаясь, подходит к столу, берет двумя руками крепкий дубовый жбан, и, запрокинув голову, выпивает все, до дна. И падает на лавку рядом с Пэлто, утирая губы и лицо грязным передником. И лицо ее грязно, бледно и грязно. А глаза – пусты.
– Нет больше деревни, - чуть слышно повторяет хромоножка Гут, убогая сирота, жившая при травнице, матушке Кыс.
Пэлто молча встает, наполняет жбан и протягивает его Гут.
– Рассказывай.
__________
Они пришли по Зеленому тракту – да откуда бы им еще придти, другой дороги не было. Три десятка, вооруженные, верхом. И сразу - к кузне. Люди подумали сначала, что подковать лошадей нужно. Или починить упряжь. А потом, когда вспыхнула кровля кузни, поняли. Да поздно уже было.